Леди Альмина и аббатство Даунтон

Карнарвон Фиона

После бракосочетания, когда пара прибыла в Лейк-хаус, Чарлз написал Альмине письмо, благодаря ее за подарок и все, что она для них сделала. «Моя дорогая Сказочная Крестная мать! Я хотел бы называть Вас так, ибо именно так всегда буду о Вас думать… Благодарю Вас за прелестные запонки и за подаренное блюдо, столь прекрасное, что, полагаю, я никогда не пожелаю ужинать вне дома…» Человек, беспокоившийся по поводу чрезмерной фамильярности при использовании имен, изливается в любезностях Альмине, которая выходила его, познакомила с будущей женой и дала путевку в жизнь… «Я постараюсь оправдать оказанное Вами доверие. С наилучшими пожеланиями и любовью, искренне Ваш Чарлз Клаут».

На следующий день своей «дражайшей малютке леди» написала Мэри, чтобы также поблагодарить и рассказать

о своем совершенном счастье в Лейк-хаусе. «Как мне отблагодарить Вас за все, что Вы для меня сделали? Я жажду рассказать Вам, что ощущаю по поводу Вашей чудесной любви и привязанности, но, увы, никакие слова не могут достойным образом выразить моих действительных чувств… Надеюсь всегда быть достойной добрейшей женщины, которая последние семь лет была истинной матерью для меня и, я это знаю, и далее будет таковой… С любовью от нас обоих, искренне Ваша Мэри» [46] .

46

Письмо от Чарлза Клаута леди Альмине, 1918 год.

Полное содержание этого письма см. на стр. 348.

Письмо от Мэри Уикс леди Альмине.

Полное содержание этого письма см. на стр. 349.

Эти голоса из века, считавшегося «застегнутым на все пуговицы», преисполнены истинными чувствами. Нет никакого сомнения, что Альмина могла быть и легкомысленной, и властной, но она также преобразовывала жизни людей своим страстным желанием делать других счастливыми. И многие из них отвечали ей преданностью.

15

Мрачные времена

Романтическая история Чарлза Клаута и Мэри Уикс была нетипичным светлым событием в удручающем году. Чарлза не отправили на передовую – его ранение было слишком тяжелым, – и остаток войны он помогал обучать батальоны новых рекрутов. Но подрывающая здоровье череда ранений, выздоровления и возврата на войну вновь и вновь повторялась для сотен тысяч других. Некоторым мужчинам приходилось, превозмогая себя, возвращаться дважды, трижды и даже четырежды с полным осознанием, что удача до поры до времени сопутствует им, но это не может длиться вечно.

В то время, когда Чарлза Клаута вывозили с Соммы с пулей, застрявшей в раздробленной челюсти, Альмина упорно использовала все свои связи, чтобы добиться пропуска во Францию для отца молодого человека, находившегося у нее на излечении в феврале. Монти Сквайр месяц пробыл в «№ 48» – под таким названием приобрел известность госпиталь на Брейнстон-сквер и полностью выздоровел в результате отличного лечения. Альмина, как обычно, связалась и подружилась с семьей Монти; после выписки сына его родители прислали ей благодарственное письмо. Как только молодой человек встал на ноги, его отправили во Францию на битву на Сомме. Через некоторое время в августе мистер и миссис Сквайр получили тревожное известие: Монти ранен и лежит в полевом госпитале во Франции. Это было верным признаком неизбежной смерти.

Родители вновь написали Альмине, на этот раз с просьбой сделать все, что в ее силах, чтобы помочь им получить разрешение военных властей на поездку к смертному одру своего сына. И вновь связи Альмины и ее отзывчивость принесли результаты. Мистер Сквайр получил пропуск для срочного выезда в полевой госпиталь, где умирал его сын. Последние четыре дня Монти был без сознания, все это время отец сидел у его постели, разговаривая и читая ему. Эллис, мать Монти, потом сообщила Альмине: ее утешило, что Монти умер не в одиночестве. «Мне надо сохранять силы и для моего мужа, и для моего сына», – писала она.

Племянник Уинифрид Бургклир, Ричард Мейтлэнд, чей брат уже погиб, также служил на Сомме. Его отправили в Саутгемптон с тяжелым ранением ноги, а оттуда – на Брейнстон-сквер. Молодой человек провел там пять месяцев и пережил войну, но даже после череды операций ходил прихрамывая из-за негнущегося колена.

Ни одну семью не обошла смерть, и Карнарвоны, хотя постепенно и теряли остроту восприимчивости из-за бесконечных потерь, были потрясены, услышав в ноябре, что их двоюродный брат Брон Герберт погиб в бою. Обри Герберт был особенно близок с Броном, вступившим в Королевские военно-воздушные силы. Он потерял ногу в Англо-бурской войне, а затем, последовав семейной традиции, стал политиком и служил в правительстве Асквита в качестве заместителя министра по делам колоний, в той самой должности, которую занимал его дядя, четвертый лорд Карнарвон. Подтверждение о его смерти пришло в декабре. Обри писал своей кузине, сестре Брона: «О, дорогая моя, я не в состоянии писать, я слишком расстроен. Я так любил его». В письме своей жене Мэри Обри признался: «Брон – больше, чем я могу вынести на этот раз, и из-за него, и из-за себя».

Мэри беспокоилась, что из-за этой новости Обри может потерять самообладание и совершит какую-нибудь глупость. Его нервы были истрепаны ужасами, испытанными в Галлиполийской кампании, и всего, что он видел вокруг. Обри больше не выносил чтения «Таймс» с новостями о смерти друзей и заявлял, что «военное решение» провалилось и не может более продолжаться. Несмотря ни на что, эта точка зрения не пользовалась популярностью, и на Обри поглядывали как на чокнутого и неосмотрительного человека.

Тем не менее Обри по-прежнему выполнял обязанности члена парламента и подходил к этому занятию чрезвычайно серьезно. У него была хорошая позиция для подкрепления своего мнения, что новому правительству не следует доверять. В декабре мистера Асквита, которого все больше обвиняли в отходе от стратегии и топтании на месте, вынудили подать в отставку. Дэвид Ллойд Джордж, назначенный военным министром после смерти лорда Китченера, стал либеральным премьер-министром коалиционного правительства, в котором преобладали консерваторы.

Это был не удачный момент для занятия высокого поста. Общественность вела себя неспокойно, генералы были откровенно обескуражены, а война являла собой истинную катастрофу. В довершение ко всему пасхальное восстание в Дублине возродило ирландскую проблему, представлявшую собой повторяющийся кошмар для каждого премьер-министра Великобритании уже более пятидесяти лет. Но все затмевало невообразимое количество потерь. Когда в ноябре 1916 года битва на Сомме наконец стихла, четыреста пятнадцать тысяч солдат из армии Великобритании и доминионов были либо убиты, либо ранены, либо пропали без вести. Общее число потерь среди всех участвовавших сторон составило полтора миллиона человек. Безусловно, в конечном итоге Ллойд Джордж будет ассоциироваться с победой, считаться одним из величайших политиков двадцатого века, но пока он унаследовал чашу с отравленным напитком.

Всю осень 1916 года лорд Карнарвон проболел, и Альмина попросила его приехать в Лондон и остаться на Беркли-сквер, чтобы она могла присматривать за состоянием мужа. Лорда раздражало новое правительство, особенно его сельскохозяйственная политика по реквизиции земель, и он написал Уинифрид, что волнуется о своем сыне Порчи, внезапно показавшемся ему слишком юным для службы в армии. В День рождественских подарков [47] 1916 года лорду и леди Карнарвон пришлось проститься с Порчи, отплывавшим со своим полком на войну. Большим утешением для них было то, что он направлялся не во Францию или на Балканы, а, по крайней мере теперь, в захолустную Индию.

47

Второй день Рождества.

Прибывшему в Бомбей лорду Порчестеру было всего восемнадцать лет, и он представлял собой буйного юношу с большим самомнением, наслаждавшегося первыми любовными романами между учениями для поступления в кавалерию. Отношение Порчи к жизни – истинное воплощение неспособности молодого человека осознать, что он может умереть или столкнуться с чем-то плохим. Он всегда вспоминал ужасное ощущение при просмотре списков погибших в поисках имен одноклассников, однако вполне справлялся с меланхолией и безнадежностью в отличие от своего дяди Обри.