Леди Альмина и аббатство Даунтон
Шрифт:
Семья пришла в восторг от его возвращения. Не обошлось без краткого периода волнений, когда вскоре после прибытия у Порчи случился приступ аппендицита, но Альмина быстро приняла меры, как и при заболевании мужа в прошлом году. Она устроила, чтобы ее драгоценного сына прооперировал сэр Беркли Мойнихэн, а затем лично проследила за его выздоровлением дома, в Симор-плейс.
Лето 1919 года странным образом соединило в себе возвращение к нормальному существованию и ощущение, что ничто уже не может стать таким, как прежде. Альмина искала новые выходы для своей энергии, но пока была счастлива выхаживать Порчи; лорд Карнарвон испытывал бесконечную радость от возможности вновь вернуться к раскопкам. Элси занималась новым проектом по восстановлению
Обри ожесточился, совершенно лишившись каких бы то ни было иллюзий в результате увиденного на мирной конференции в Версале. Дипломат чувствовал, что Англия «привязана к хвосту [51] всей этой континентальной ненависти». Во время заседаний в Версале Обри, как правило, ужинал с Т.Э. Лоуренсом, который пытался заставить правительство Великобритании выполнить обещания, данные в ходе войны. Их коллега, писатель и эксперт по политике Среднего Востока, Гертруда Белл, писала, что все это было кошмарной неразберихой. «Вы видите ужасные вещи, которые должны произойти, и не можете шевельнуть пальцем, чтобы предотвратить их».
51
Вид средневековой казни.
Мирный договор был заключен 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца. Ему предшествовали месяцы споров, в течение которых растаяли надежды многих народов и самоопределяющихся наций. Средний Восток поделили среди союзников на сферы влияния с катастрофическими последствиями, сохраняющимися до сегодняшнего дня. Немцы потеряли часть территорий, что спровоцировало глубокую обиду, и сверх того были оштрафованы на миллиарды и миллиарды золотых марок. Франция твердо намеревалась господствовать над своим соседом, а Великобритания хотела возмещения своего огромного военного долга. Уровень репараций, востребованных союзниками, многими был сочтен чрезмерным, не только в Германии, но и такими личностями, как Джон Мейнард Кейнс, главный представитель казначейства на переговорах. Эта сумма была снижена в 1924 году и еще раз в 1929-м, но к тому времени Германия уже сочла себя униженной, и до избрания Гитлера оставалось всего четыре года.
По мере того как Версальская конференция шла к завершению, многие из друзей Карнарвона по Египту приехали в Хайклир на уик-энд по случаю верховых скачек. Летний сезон вечеров вновь расширялся, и впервые за эти годы Хайклир готовился к приему десятков гостей. Стритфилду, все еще пребывавшему в должности кастеляна замка, было велено проследить, чтобы уровень приема не снизился. Ему оставалось служить всего три года. Стритфилду исполнилось шестьдесят три, и он начал сдавать. Но кастелян был таким же педантичным, как и прежде, и команда лакеев не подводила его.
Однако все уже изменилось. Да и могло ли быть иначе, если довоенный мир, тот политический и общественный фон, который признал бы четвертый эрл, исчез навсегда? Миллионы людей погибли на службе старому режиму, а общественная обида и горе подогревались жестокой экономией вкупе с рецессией. Карнарвон отметил в гостевой книге по поводу этого вечера: «бега» и «забастовка». В 1919 году их было великое множество. Почти полмиллиона рабочих хлопчатобумажной промышленности вышли на улицы в июне, полицейские покинули свои посты в августе, а в сентябре пришла очередь железнодорожников. Жалованье было низким, а рабочих мест – мало: обманутые в своих надеждах ветераны просили милостыню на улицах.
Даже эрла Карнарвона мучили денежные заботы, хотя и в другом масштабе. Его доход от сельского хозяйства падал по сравнению с довоенным, а в извещении на уплату налогов в 1919 году после принятых законов Ллойд Джорджа была указана ощутимая сумма в семь тысяч пятьсот фунтов. В мае 1918 года он продал кое-какую мебель из своего особняка в Бретби, а теперь выставил на аукцион Сотби лучшее из библиотеки Бретби. Эрл прекрасно осознавал, что у Альмины больше нет дохода, а планирование бюджета не было его сильной стороной.
Однако Альмина чувствовала себя полностью защищенной наследством, оставленным Альфредом де Ротшильдом, и не видела причин прекращать мотовство. В то время как лорд ворчал по поводу арендаторов, неспособных вносить плату, Альмина планировала бал для Евы, которой тем летом предстоял дебют в обществе. Ее не останавливали никакие расходы. На танцы до зари были приглашены сотни гостей, и «Таймс» сообщала, что народу собралось видимо-невидимо. Развлечения в Симор-плейс не прекращались. От шеф-повара требовалось, чтобы стол соответствовал роскошной обстановке, уровень которой, учитывая, что особняк отражал любовь Альфреда к сокровищам, означал из ряда вон выходящее. Это место, надо полагать, служило предметом сокровенных мечтаний лондонских поваров. Шефу была предоставлена полная свобода действий, подкрепленная финансово.
Именно страсть Альмины устраивать грандиозные приемы подтверждала ее твердое намерение повысить выдающееся положение Карнарвонов в послевоенном обществе. Типичный случай произошел в следующем году, в сезон 1920-го. Альмина и Ева посетили бал, устроенный сэром Эрнестом Кэсселом, одним из богатейших финансистов того времени, для своей дочери Эдвины. Альмина получила такое удовольствие, что заявила дочери: «Давай дадим бал завтра вечером». Ева пришла в ужас, не понимая, как можно это осуществить. (Ева всегда была приземленнее Альмины; возможно, она представила реакцию шеф-повара на приказание приготовить стол, достойный Симор-плейс менее чем за двадцать четыре часа.) Альмина сообщила Еве, что «уже пригласила всех присутствующих, так что я уверена: мы славно повеселимся».
Однако Альмина, похоже, не проинформировала мужа. Во всяком случае, он не любил большие званые приемы. Следующий день был пятницей, и Карнарвон шестичасовым вечерним поездом каждую пятницу уезжал в Хайклир. Ева догадалась по поведению отца: он почувствовал, что затевается нечто грандиозное. Альмина сбивалась с ног, стараясь все успеть, и постоянно теребила Робертса вопросом, отбыл ли уже его светлость. В конце концов муж уехал, но Робертс вынужден был сообщить Альмине, что Карнарвон удалился по лестнице черного хода и столкнулся с лакеями, вносившими десять дюжин омаров. Бал имел необыкновенный успех, но когда на следующий день Альмина прибыла в Хайклир, единственной реакцией Карнарвона стал заданный с улыбкой вопрос, не утомилась ли она. Умный человек знает, как выигрывать битвы.
Лорд Карнарвон мастерски исполнял прихоти наиболее капризных членов своего семейства. Обри отвлекался от нравственных страданий, проводя все больше времени в любимой Албании. В конце лета 1920 года на пути в Константинополь он обнаружил, что в поезде едет и премьер-министр Болгарии. Стамболийский представился Обри, который позже написал брату, что «парень смахивал на разбойника, продиравшегося сквозь заросли ежевики». Это явно не было таким уж порицанием, поскольку Обри просил Карнарвона пригласить Стамболийского в Хайклир, что тот должным образом и исполнил. Болгарский премьер расписался в гостевой книге 17 октября. В Первой мировой войне Болгария выступала на стороне Центральных держав, и Карнарвон нервничал по этому поводу, невзирая на заверения Обри, что гость настроен совершенно пробритански. Он решил пригласить кое-кого из знакомых востоковедов для поддержания разговоров; присутствовали также сэр Уильям Гарстин и Т.Э. Лоуренс. В результате приятно провели время все. Карнарвон показал Стамболийскому конный завод, ферму и обнаружил, что тот со знанием дела рассуждает о домашнем скоте, – совершенно неудивительно, ибо его гость был крестьянским сыном.