Леди Альмина и аббатство Даунтон
Шрифт:
11 ноября 1920 года вся семья находилась в Лондоне на открытии мемориального памятника Дню перемирия. Сотни тысяч людей выстроились по обочинам улиц, чтобы отдать дань уважения, когда пушечный лафет с гробом Неизвестного британского воина, влекомый шестью лошадьми, начал свой путь по Лондону. Король Георг V торжественно открыл Кенотаф [52] , и после двухминутного молчания тело неизвестного солдата, перевезенное из безымянной могилы во Франции, было доставлено на место его окончательного упокоения. Его сопровождали сто кавалеров креста Виктории [53] , и гроб был похоронен с большой торжественностью в центральном нефе Вестминстерского аббатства. Георг V бросил в могилу горсть земли с поля битвы во Фландрии. Семьи
52
Кенотаф – от лат. cenotaphium – кенотафий – символическая могила, не содержащая праха умершего, когда он недоступен для погребения.
53
Крест Виктории – высшая награда Великобритании за мужество, проявленное в военных действиях.
В следующем апреле у Мэри и Обри родился сын Оберон Марк Генри Иво Молине, названный в честь двоюродного брата и друга, все еще оплакиваемого Обри. Обри всегда проявлял исключительную эксцентричность по отношению к детям. По поводу беременности Мэри он писал своему брату Мервину: «Это чрезвычайно раздражает. Я всегда смотрел на детей как на большое несчастье, подобное публичному выступлению, обязанность и невыносимую обузу, и вот оно случилось». Но и он, и его семья нуждались в положительных новостях. Появление новорожденного было благотворным событием после того, как в течение нескольких лет жизнь представляла собой длинную череду похорон.
В январе 1921 года Карнарвоны, как обычно, отправились в Египет и столкнулись там с той же нестабильностью. Становилось ясно, что англичанам придется оставить протекторат. Саада Заглула вторично отправили в изгнание после организации демонстраций протеста против назначения его соперника султана Фуада премьер-министром. Как и в прошлый раз, общественность отреагировала мятежом. Именно во время прибытия Карнарвонов лорд Алленби покидал Каир, направляясь в Лондон, дабы убедить кабинет министров объявить независимость Египта.
На раскопках царила все та же знакомая атмосфера уныния. Несмотря на получение вожделенной концессии в Долине царей, Картер и Карнарвон не нашли пока ничего примечательного. Денежные заботы теперь острее докучали эрлу, чьи траты в Египте были огромными. В июле 1921 года он выставил на продажу мебель из Бретби-холла. Лорд уже продал землю Далвертонскому сельскому совету по пять фунтов за акр под строительство жилья.
Карнарвон мог продать свою землю, но ни в коем случае не расстался бы с предметами египетского искусства. Он собрал наилучшую частную коллекцию в мире и превратил курительную комнату в Хайклире в «Салон древностей». Стены были увешаны полотнами, веками пребывавшими во владении семьи. Над камином по-прежнему висел натюрморт голландского художника шестнадцатого века Яна Веникса, находящийся там и поныне. Но по обеим сторонам комнаты стояли темные шкафы высотой с долговязого мужчину, в которых были разложены изысканные экспонаты эрла: фаянсовая чаша, украшения из погребения королевы Тай, бронзовое зеркало 12-й династии возрастом около четырех тысяч лет, красивая статуя из сплава золота и серебра, несколько ваз, очаровательные предметы с изящно вырезанными животными и золотая статуя бога Амона в виде фараона Тутмоса III.
Говард Картер провел лето в Хайклире с другими друзьями из Египта – Леонардом Вулли и Перси Ньюберри. Новым гостем в этом году стал молодой мужчина по имени Броугрейв Бичем, чрезвычайно высокий импозантный джентльмен, четырнадцать лет представлявший в парламенте партию консерваторов от Уолтемстоу-Ист. Он познакомился с Обри через отца, также политика, и Обри – с характерным гостеприимством – пригласил его в Хайклир.
Кое-кто был весьма рад познакомиться с ним. Ева выезжала в общество уже три сезона и встречала Броугрейва на различных балах; она обожала танцевать с ним. Ева была красива и обаятельна, к тому же богата, так что никогда не испытывала недостатка в поклонниках. Но она отнюдь не представляла собой робкую мышку, готовую любой ценой заполучить мужа. Еще подростком Ева помогала матери выхаживать раненых солдат, когда в Хайклире размещался госпиталь, и несколько лет подряд ездила в Египет, разделяя страсть отца к древнему искусству. Девушка обладала ученым складом ума, приятным характером и прекрасно знала себе цену. То же самое можно было сказать и о ее родителях. Еве рекомендовали не торопиться с выбором мужа, она и вела себя соответствующим образом.
Броугрейв привлек ее внимание тем летом в Хайклире. Да и как могло быть иначе, если он возвышался над ней башней выше шести футов? Молодой человек был сыном политика-либерала и бывшего председателя совета директоров лондонского «Ллойда», сэра Эдварда Бичема, красив, рассудителен и являлся отличным членом компании. Молодые люди нежно флиртовали в гостиной, и Ева обнаружила, что предпочитает его всем, но решила подождать и посмотреть, как последующие месяцы повлияют на заинтересованность Броугрейва. Они наверняка вскоре увидятся в Лондоне.
Тем летом лорд Карнарвон провел с сыном несколько дней в Париже. Этот город они оба любили. Армейская карьера Порчи процветала, и большую часть года он жил в Гибралтаре. Именно там он встретил девушку по имени Кэтрин Уэнделл, американку без особых финансовых средств, но наделенную большим очарованием и миловидностью. Порчи всегда выделялся на светской сцене, куда бы ни попадал, и приобрел репутацию большого дамского угодника; но абсолютно не сомневался – Кэтрин «единственная, которую я даже вижу будущей леди Порчестер». Он, подобно Еве, не был настроен на опрометчивые поступки, и хотя имел свои предпочтения, молодой человек не спешил.
В конце 1921 года Говард Картер помогал лорду Карнарвону составить каталог для выставки, устраиваемой комитетом «Общества исследования Египта», видным членом которого являлся эрл. Карнарвон предоставил этому обществу основную часть своей коллекции для показа, который был проведен в Берлингтонском клубе изящных искусств и имел бешеный успех. Тогда же, в январе, оба отправились в ежегодное путешествие и провели в Египте три первых месяца 1922 года.
Обри также вернулся в одно из своих любимых мест – Константинополь; туда же прибыл и Порчи, направленный на стажировку в тамошнее посольство Великобритании. Критика Обри английской политики на Среднем Востоке вызвала подозрение правительства его королевского величества, так что какой-нибудь незначительный сотрудник посольства обычно отряжался для наблюдения, что именно он затевает. Как бы там ни было, этот чиновник плохо выполнил свое задание, поскольку возложил ее осуществление на лорда Порчестера, племянника Обри. Оба пришли в восторг от встречи, и за ужином в первый же вечер Порчи рассказал дяде, что ему поручено. Они решили состряпать несколько историй, чтобы поразвлечь начальников Порчи.
Порчи по своему обыкновению прекрасно проводил время. Он случайно встретил генерала Баратова, белого русского военачальника, которому доставил груз золота на побережье Каспийского моря, когда англичане еще пытались поддержать русскую армию в 1917 году. Порчи поручили это, поскольку он говорил по-французски, на языке общения, и должен был удостовериться, насколько сильно намерение русских сражаться. Ответ оказался не особо обнадеживающим: Баратов находился в чрезвычайно подавленном состоянии, явно улучшенном получением этого золота. С тех пор генерал потерял ногу и был вынужден бежать от большевистской революции. Он сидел без гроша в кармане и стал мрачнее, чем когда-либо. Порчи также вновь неожиданно натолкнулся на мисс Кэтрин Уэнделл. Она сопровождала свою мать в ее путешествиях, и все трое несколько раз отужинали вместе. Это оказалось достаточным, чтобы Порчи принял решение. Молодой человек сделал Кэтрин предложение выйти за него замуж – оно было принято – и пригласил ее встретиться со своими родителями, когда девушка позднее посетит Лондон.
Это время настало, и Порчи чрезвычайно нервничал. Он полностью осознавал, что отец крайне озабочен денежными проблемами и надеялся, что сын женится на богатой наследнице, как в свое время поступил он сам. Порчи написал Еве с просьбой о поддержке. Его сестра еще раз выступила в роли посредницы. Семья собралась в Симор-плейс, чтобы принять Кэтрин и ее мать. Несмотря на свое разочарование, эрл видел, что Порчи влюблен, а девушка восхитительна, так что позволил уговорить себя. У Альмины, как и следовало ожидать, энтузиазм бил через край, ибо ее волновало лишь, чтобы Порчи был счастлив, а Кэтрин принята в семью с должным размахом. Она погрузилась в приготовления к свадьбе.