Леди Чародейка
Шрифт:
Сияние Истинного Дара.
Глаза Ламьель полыхнули гневом. Значит, сердце Дайаны не уничтожено! Но как такое возможно, если Хрустальная принцесса лежала перед ней, расколотая на части! Ответ мог быть лишь один: значит, она вверила свое сердце в чьи-то руки. Невозможно. Непостижимо.
Ламьель была обязана выяснить, в чьи именно.
Призвав последние крохи магии, она повернула время вспять. Зубы заскрипели – так крепко они были стиснуты, длинные ногти впились в мягкую плоть ладоней. Ей показалось, что кости ломаются и стираются в прах – так сильно сопротивлялась ее вмешательству Дайана.
Что
У Ламьель уже почти получилось. Последним, что она увидела, была тень, промелькнувшая на пороге спальни Дайаны. Тень прошлого. Еще немного – и Ламьель увидит лицо тени, забравшей сердце Истинного Дара.
Но в этот самый миг хрустальные осколки взлетели в воздух и впились в прекрасные синие глаза Ламьель. Она закричала от невыносимой боли, кровь застлала ей глаза. А потом красное сменилось черным.
Ламьель вынырнула из зеркальных вод – ослепшая, обезумевшая от ярости и боли. Упала на колени, баюкая лицо в ладонях. У нее даже не осталось магии, чтобы облегчить свою боль.
– Нейа! – закричала она что было сил, совершенно позабыв, что может просто мысленно ее позвать.
Служанка примчалась на зов, громко стуча каблуками по каменной лестнице. Ламьель обернулась к ней – не видя ее, она отчетливо видела оставляемый ею энергетический след, – и Нейа громко вскрикнула от страха.
– Моя госпожа, вы плачете кровью!
– Меня ослепили, – в ярости выкрикнула Ламьель. Признаваться в том, что кто-то одержал над ней победу – пусть даже в одной-единственной схватке, – было просто невыносимо. Слова, пропитанные ненавистью – самым сильным на свете ядом, – жгли язык.
Колдунья могла бы приказать Нейе ее исцелить, но она предпочитала действовать иначе. Не стоит поручать другим то, что ты сама сделаешь куда лучше.
– Насыть меня, – бросила Ламьель.
Она почувствовала, как задрожала Нейа. То, что ей предстояло совершить, было не из приятных. Но она, обязанная Ламьель жизнью, не смела воспротивиться. Слабо сияющее облако энергии стало чуть ближе – перебарывая страх, Нейа приблизилась к своей госпоже.
– Сядь, – приказала Ламьель.
Та без единого звука подчинилась.
Ламьель пила ее энергию большими глотками, задыхаясь от жажды и жадности. В голове слабо билась мысль – она не должна высушить Нейю досуха, нужно оставить хотя бы несколько капель – иначе даже целебный сон служанку не спасет. А она была нужна Ламьель – никто не был ей так беззаветно предан. Ее преданность, граничащая с преклонением, еще пригодится.
Колдунья с трудом заставила себя оторваться ото рта Нейи. Она была переполнена энергией, тогда как след служанки стал едва заметен. Раздался глухой звук – обессиленная, она потеряла сознание. Прикоснувшись к ее шее, Ламьель погрузилась ее в целительный сон.
Затем подняла руки к глазам. Осторожно коснулась век, обнаружив на них мелкие раны. Послала тепло, исцеляя.
Закрыла пальцами глаза, которые продолжали истекать кровавыми слезами. Через несколько мгновений стало ясно – раны слишком глубоки, а магия Истинного Дара слишком сильна, Ламьель их не исцелить. Она закричала – не от боли, от ярости, – вспоминая свои прекрасные синие глаза, которые свели с ума стольких мужчин.
Но для той, кто уже однажды умирал, слепота – не приговор. Сейчас куда важнее было понять, где именно Дайана прячет свое сердце.
Она узнает истину. Непременно узнает.
Глава одиннадцатая. Город, сотканный из ветвей
До виднеющегося вдали города, я, порядком вымотавшись, дошла за четыре часа – часы мистера Морэ, как ни странно, и в этом мире работали исправно. Идти на каблуках по немощеной дороге было чертовски тяжело, и я в который раз пожалела, что не привезла в особняк кроссовки.
Но стоило мне разглядеть город, в который я направлялась, как из головы разом вылетели все посторонние мысли. А посмотреть там было на что. Сердцем города служило исполинское дерево со стволом размером с приличный дом. Дерево уходило высоко вверх, его ветви, склоненные до самой земли, причудливо переплетались, образуя дома.
Весь город был соткан из ветвей могучего дерева.
Мощеных дорог здесь не было – их и не ожидаешь в таком изумительном месте, где природа берет власть в свои руки, потеснив творения человеческих рук. Повсюду – лишь примятая трава и протоптанные тропинки. В ветках запутались зеленые светлячки, сквозь переплетения веток над головой пробивались солнечные лучи.
Я восхищенно озиралась по сторонам, на какое-то мгновение позабыв обо всем на свете. Чуть попривыкнув, направилась исследовать город-дерево.
Через полчаса мне удалось обнаружить местный рынок – он располагался у самого подножия дерева, опоясывая его ствол. Ветки поменьше, находящиеся поближе к земле, образовывали прилавки и скамеечки. Я уселась на одну из них и некоторое время наблюдала за происходящим.
Совсем скоро я выяснила, что прекрасно понимаю речь жителей Ордалона. Лишь изредка мелькали какие-то незнакомые слова, что не удивительно для места, в котором я оказалась. Я внимательно прислушивалась и приглядывалась, и поняла, что губы говорящих движутся не в такт словам – то запаздывая, то опережая. Из чего я сделала один любопытный вывод – их речь все же была другой, но в моем собственном сознании трансформировалась в мою, родную. И как это понимать? Выходит, что жителям Ордалона не впервые встречать гостей-иномирян? Или же здесь действовала магия самой Дайаны? Совершенно запутавшись, я решила отложить подобные мысли на потом – когда я найду Алистера Морэ, ему придется ответить на все мои вопросы.
Вторым наблюдением стало то, что единой валюты в мире, в который меня забросило зеркало, не существовало – хотя, конечно, это могло распространяться только на эту часть Ордалона. Торговцы и покупатели просто обменивались товарами, и назначение многих из них для меня оставалось загадкой. С одной стороны, это было не слишком удобно – куда легче носить в кошельке монеты, чем разного рода скарб на плече. С другой – торговцу могла понадобиться уже ненужная тебе вещица. К тому же, я заметила одну удивительную деталь: почти у каждого здесь – что продавца, что покупателя, имелась сумка, неказистая с виду, но с весьма любопытным свойством вмещать все, что бы в нее ни положили. При мне одна дородная дама вытащила из наплечной сумки огромную закопченную ногу какого-то зверя, рулон поблескивающей ткани и несколько симпатичных резных шкатулочек.