Леди Ева. Леди с разбитым сердцем
Шрифт:
— Ну а что? Подсыплешь, пошепчешь — и все, никуда не денется твой черноглазый.
Соблазняет… Каждый раз тетя Шанта проверяла меня. Устою ли. Выдержу ли. Могла я нашептать на боярышник. Но только зачем мне ненастоящая любовь?
— Не стану привораживать, — отрезала я. — Мне бы только проклятие снять. А остальное — как небо даст.
Цыганка ответом осталась довольна, пусть и не сказала этого. Просто чувствовалось.
Она сняла несколько мешочков с травами. На запах я узнала каждую. И анис, и чертополох,
— Ты сделаешь все, как следует, чай. Не волнуйся. Оборонишь своего черноглазого. Но потом не ходи и мне не плачься. Даже если от смерти его уведешь, и то не посмотрит ласково. Поняла, Чергэн?
Да уж, недоброе предсказание.
— Поняла, тетя Шанта. Но не знаешь ли ты, кто был тем колдуном? — спросила я с надеждой. Если бы я узнала, кто нанес удар по Де Ла Серта, то все бы разрешилось быстро и легко. Отец умел уничтожать врагов. — Вряд ли он успокоится так легко, если я спасу того человека.
Цыганка покачала головой.
— Мне не все открыто. Да и враг попался непростой, Чергэн. Непростой. Побереги себя, чай. Ты и сама по краю пропасти ходишь отныне.
Я кивнула и рассовала по карманам все травы. Хотя бы я в силах помочь иберийцу. Тут тетя не стала бы обманывать.
В таборе я решила остаться до вечера. Слишком опасно было бы пробираться посреди дня к особняку Дарроу, меня бы просто приняли за воровку. А отводить всем подряд глаза — значит, привлекать внимание таких же, как я, тех, что с даром. Вернуться домой куда проще в сумерках.
Да к тому же я истосковалась по воле. Данко не обманывал, говоря, будто я чахну в взаперти. Чахла. Еще как чахла. Полной грудью я дышала только среди ромал, народа бродяг, которые ходят с ветром.
— Пойдем с нам, Чергэн, — позвал меня Данко. — Мы хотим прогуляться. Поплясать-попеть. Пусть гаджо полюбуются, чего лишены!
Сперва подумалось, что не стоит вот так выходить на улицы… Ведь меня могут увидеть… Но с другой стороны, а и увидят? Кто узнает? Никто!
— Я с вами, братец. И пусть гаджо завидуют!
Развлекать почтеннейшую публику было одним из законных способов заработать для рома. Им мне приходилось заниматься лет с десяти. Лойза, нынешний барон, и еще один мой дядя настоял на том, чтоб, раз уж Шанта взялась меня учить премудростям шувани, я умела и все, что умеют ромал.
И я умела, да еще как. Радовалась только, что маме ни разу не довелось увидеть собственными глазами, как ее старшая дочь отплясывает на мостовой.
Шумной пестрой толпой мы шли на улице, пересмеиваясь, переговариваясь, мешая несколько языков разом. Обыватели опасливо расступались, кто-то отводил детей в сторону. Считалось, будто ромал воруют детей. Словно бы легко спрятать среди смуглых и черноволосых людей белокожего ребенка…
Стоило только мужчинам заиграть бойкую быструю
В толпе я заметила и лицо своего Второго. Тот замер на месте, уставившись на меня во все глаза.
Я же подмигнула ему, продолжая танец. Данко тоже увидел Эдвард и кивком поприветствовал моего близнеца. Пусть Второй и оставался чужим для цыган, но он был еще и моим братом-близнецом.
Однако еще знакомые лица разглядела я толпе и едва с ритма не сбилась.
Оба сына посла каким-то чудом, не иначе, оказались поблизости и не упустили случая полюбоваться на танец бродячего народа. Сперва я даже похолодела от страха, опасаясь, что они узнают, кто я такая. Но, разумеется, это были сущие глупости. Как они могли запомнить мое лицо, если даже имя не удалось им удержать в голове? Да меня и близкие знакомые не могли опознать в таком виде.
Ведь фокус в том, что если не ожидаешь увидеть кого-то, то и узнать не выйдет.
Стоило только музыке смолкнуть, как ко мне тут же пробились оба иберийца, проигнорировав недовольный взгляд моего кузена. Данко считал себя обязанным следить за безопасностью ученицы своей матери, поэтому готов был, если придется, отбивать сестру-шувани у чужаков.
— Погадаешь, красавица? — весело обратился ко мне Мануэль Де Ла Серта.
Глядел он на меня как на ручную обезьянку. Нечто забавное, но не наделенное умом и волей. Правда, когда меня накрыла тень Данко, джентльмены слегка смутились.
Нельзя было отказать этим двоим. Не просто так пришли — судьба привела. Только что говорили — и вот он, Мануэль Де Ла Серта.
— Они тебя обидели, сестра? — демонстративно спросил сын тети Шанты.
Я покачала головой, успокаивая родича.
— Нэт. Мэ шукар.
— Ну смотри, сестра, — недовольно пробормотал кузен.
Джентльмены переглянулись и рассмеялась.
— Да, не в каждом богатом доме так берегут своих женщин.
Настал очередь смеяться для цыгана.
— Вы бы сами побереглись наших женщин, молодые господа, — чуть успокоившись, отвечал с вызовом Данко. — Сестра моя — шувани. Что не по ней — шепнет, и не дознаетесь, откуда беда пришла.
Разумеется, иберийцы ни на грош не поверили, что перед ними и впрямь ведьма.
— Ну так погадай нам, колдунья, — снова попросил Мануэль. В его глазах я видела праздное любопытство, так свойственное обывателям, когда речь заходила о цыганах.
Я широко улыбнулась и, как и следовало, сказала:
— Позолоти ручку, молодой господин.
А потом добавила:
— Но гляди, не жалуйся. Шувани не обманет, скажет правду, даже если не по нраву.
И мало кому понравится узнать, что он скоро умрет.