Леди и одинокий стрелок
Шрифт:
– Смотри, Большой! – вполголоса проговорил Гарсия.
Доминго, которому как раз шла карта, недовольно поморщился, решив, что партнер просто хочет отвлечь его внимание.
– У двери! В красной куртке, – снова толкнул его усатый.
Доминго повернул голову. В глазах его зажглась искорка интереса.
– В красной куртке? – слегка растягивая слова, промолвил он. – Постой… Санчес вроде говорил, что на ней была красная куртка.
– И что она одета как мужчина, – добавил Гарсия. – Ей-богу, это она!
Обостренным нюхом изгоя Билли учуял, что привлек чье-то внимание, но решил: просто разговаривавшие о его подвигах в этом прокуренном зале люди
– Да нет, – пробормотал Доминго, – мне кажется, это мужчина.
Бандиты переглянулись. Карты были вмиг забыты, и сообщники придвинулись поближе друг к другу.
– Но красная куртка, – многозначительно проговорил Гарсия.
– И, в конце концов, она вполне могла запихать в штаны какой-нибудь платок, чтобы выдать себя за мужчину, – добавил один из бандитов.
Посыпались шутки, которые Доминго оборвал с раздражением.
– На какой этот парень лошади приехал? – спросил он. – Хорхе, сходи, выясни.
– По-моему, это все же она, – настаивал Гарсия.
Хорхе вернулся и доложил, что неизвестному (или неизвестной) принадлежит серая в яблоках лошадь.
– Мальчишка в Ларедо сказал, что лошадь была не белая и не вороная, – размышлял вслух Доминго. – Она вполне могла быть серой.
Билли, до которого служанка наконец добралась, показал ей золотую монету. Ему немедленно принесли жареные бобы с мясом и местную текилу, такую крепкую, что она вполне заслуживала название горлодера.
– Да нет, это мужчина, – пробурчал Доминго. – Посмотри, как он хлещет текилу!
Бандиты стали переглядываться. Те из них, что не сидели за столом, сгрудились за спиной главаря и сосредоточенно сопели ему в затылок, ловя каждое его слово.
– Как бы проверить, кто он на самом деле? – пробормотал Доминго. – Эй ты, служанка!
Неопрятная особа, которой на вид было не меньше сорока, хотя на самом деле едва сравнялось тридцать, выслушала Доминго без удивления и подошла к Билли. Бандиты видели, как она игриво положила пальцы на его руку. Билли, однако, мрачно посмотрел на нее и руку убрал.
– Ничего удивительного, – прокомментировал один из соратников Большого Доминго. – Я и сам бы в постель с такой страхолюдиной не улегся.
Доминго метнул на него свирепый взгляд. Его люди уже начали позволять себе смеяться над ним, а для лидера это плохой признак. Неожиданно взгляд его упал на старого Фелипе, самого почтенного члена банды. Откинувшись на спинку стула, он безмятежно храпел с открытым ртом, закинув назад голову. Не так давно он помог им найти ту троицу, что привезла к Санчесу убийцу его сына. Фелипе высказал гениальную догадку, что они попытаются кратчайшим путем вернуться к себе домой, и его предположения оправдались, после чего за Фелипе укрепилась слава едва ли не мудреца и провидца. Доминго решил, что и теперь старик сумеет вызволить их из затруднения, в котором они оказались.
– Эй, Фелипе! – крикнул главарь и что было сил встряхнул его. – Просыпайся!
– Да не брал я ее кур, она все врет! – пробормотал во сне Фелипе и сделал попытку свалиться со стула.
Доминго яростно затряс его.
– Фелипе! А ну, вставай!
– Куда, зачем? – проворчал пьяница, но все-таки открыл глаза.
– Фелипе, – требовательно проговорил Доминго, – чем мужчина отличается от женщины?
Фелипе покрутил головой,
– Ну чего ты пристаешь к старику… – пробормотал он. – Спроси лучше Энрике, он тебе лучше об этом расскажет, чем я.
Бандиты загоготали. Энрике, молодой, стройный, с черными глазами в пол-лица, считался в банде самым неисправимым сердцеедом.
– Я тебя спрашиваю, черт побери! – прохрипел Доминго и встряхнул его.
– Ну ладно, уж и пошутить нельзя, – обиделся пьяница. – Значит, чем женщины отличаются от мужчин, да? Значит, женщины… – Он открыл рот, сосредоточенно размышляя, и наконец выпалил: – Женщины боятся мышей!
– Вот оно что… – медленно проговорил Доминго.
И вновь подозвал к себе неопрятную служанку. Та заколебалась, но он бросил ей серебряный доллар, и она, помедлив, кивнула и исчезла.
– Сейчас увидим, – пробормотал себе под нос Доминго, потирая руки.
Билли Пуля чувствовал в воздухе какое-то напряжение, и нервы его были натянуты. До него долетали обрывки разговоров за соседним столом: сначала эти чумазые мексиканцы таращились на то, как он пьет текилу, хотя этот напиток был для Билли не крепче пива – не потому, что Билли был заправским пьяницей, а потому, что обладал редкой способностью никогда не пьянеть, сколько бы ни было им выпито. Потом, насколько он мог судить, между игроками зашел разговор о женщинах, и они этак неодобрительно поглядывали на него – наверное, потому, что он отверг авансы той уродливой старухи. Слов нет, Билли любил женщин (и они чаще всего отвечали ему взаимностью), но только не таких, как эта служанка. Она, кстати, только что вернулась и вновь стояла рядом, глядя на него с улыбкой одновременно застенчивой и заносчивой.
– Принести вам еще? – неприязненно спросила она.
Билли показал на свою тарелку.
– Я еще не доел, – коротко ответил он.
– А, – неопределенным тоном протянул она. – Para usted, senor… [27]
И с этими словами она разжала плотно стиснутые пальцы и бросила Билли на тарелку живую мышь.
Неизвестно, как бы повел себя кто другой, узрев у себя на тарелке серое, хвостатое и усатое существо, тыкающееся носом в куски недоеденного мяса, но факт остается фактом: Билли сорвался с места и заорал не своим голосом. Этот вопль послужил сигналом для Доминго и его бандитов, которые со всех сторон набросились на несчастного гринго и вцепились в него двумя дюжинами рук. Билли попробовал было сопротивляться и почти достал револьвер, но тот был выбит у него из руки и закатился под стол. Кто-то набросил на него одеяло – полосатое серапе, и он заметался, пытаясь сбросить его с себя. Пока Билли сражался с серапе, Фелипе, на удивление проворно бегавший на своих искривленных ногах, успел принести веревку. Несмотря на вопли Мэллоуна, на его проклятья на испанском и родном английском, от которых скукоживался даже сигарный дым, Билли был завернут в серапе и связан по рукам и ногам, как какой-нибудь баран, после чего ему заткнули кляпом рот. Мышь, по-прежнему сидевшая на тарелке, в ужасе таращилась на то, что творилось вокруг.
27
Это вам, сеньор (исп.).