Леди и одинокий стрелок
Шрифт:
– Ага, – сказал Доминго довольно. – Попалась, красавица!
Кулем лежавший на полу Билли Мэллоун издал протестующий хрип, и в это мгновение мышь пискнула и соскочила с тарелки. Даже усы ее поднялись дыбом от страха.
Дверь с ужасающим скрипом приотворилась, и в ее проеме возник человек. Пораженные до глубины души, бандиты уставились на него во все глаза.
8
Это был стройный кабальеро лет двадцати с необыкновенно холодными глазами янтарного оттенка. Светлые волосы его спускались до плеч, из-за
Первым опомнился Гарсия. Он толкнул Доминго локтем в бок.
– Гляди, да ведь это сам Гильермо Пуля собственной персоной!
Услышав такие слова, их замотанный в одеяло пленник захрипел еще громче. Стоящий в дверях молодой человек бросил на него один-единственный взгляд, и при этом в лице его не дрогнуло ни единой жилочки.
Служанка почувствовала, как у нее вспотели ладони. Надо же! Этот человек – тот самый Гильермо Пуля, храбрец из храбрецов, которого не смеют оскорбить ни бог, ни дьявол. А какой красавец! Значит, не лгала толстая Мариэтта, видевшая его краешком глаза в Сан-Эстебане, куда он пару лет назад наведывался по своим бандитским надобностям.
Красавец скользнул взглядом по лицам, занес ногу и переступил через порог. В душе Доминго боролись противоречивые чувства. С одной стороны, у людей их профессии не принято навязываться со своим вниманием. Ведь сеньор Пуля – outlaw, за голову которого объявлена нешуточная награда, и если он не так поймет ваши чувства, то запросто может и на месте уложить. Уложил же он совсем недавно глупого шерифа Фосетта вместе с его дружками-виджилянтами! Но, с другой стороны, для всего бандитского юга, для головорезов из Техаса и Нью-Мексико Билли уже давно сделался фигурой героической, можно даже сказать – живой легендой. Он был кумиром души самого Большого Доминго, и – надо же! – сам кумир из плоти и крови стоял в это мгновение всего в нескольких шагах от него. Нет, такой случай нельзя было упускать.
– Всем привет! – сказал по-английски Билли Пуля, он же Эмилио, он же Амели Дюпон, он же Амалия Тамарина. Следующая фраза была обращена к служанке, которая застыла на месте, боясь дохнуть. – Здорово, красавица, что у нас сегодня на ужин?
– Э… у нас… а… – Красавица лихорадочно вспоминала английские слова, которые были ей известны. – У нас мясо, и бобы, и паэлья, и…
– Неси все, – распорядился Билли Пуля, улыбаясь ей. – Я дьявольски голоден.
Доминго решился. Он облизнул губы кончиком языка и сделал шаг вперед.
– Сеньор Гильермо, какая честь… – начал он нерешительно по-испански.
Юноша с янтарными глазами хлестнул его взглядом, как бичом.
– Нет, нет, нет, сеньор, – проговорил он певуче. – Сегодня я не говорю по-испански. – И едва заметно подмигнул Доминго.
«Ну, разумеется, – подбодрил себя Доминго. – Он же в бегах, ему нельзя показывать, кто он на самом деле».
Бандиты с благоговением следили, как их главарь общается с легендой. Они не смели вступить в разговор – по местным понятиям это было бы неслыханной дерзостью.
– Но вы среди друзей! – горячо вскричал Доминго.
Сверток
– Меня столько раз предавали, – задумчиво ответил лже-Билли, – что я разучился доверять даже собственной тени.
Его улыбка показала бандитам, что и им можно рассмеяться. Что они и сделали.
– Но мы не такие! – горячо воскликнул Доминго.
Билли пожал плечами.
– Может быть, – спокойно сказал он. – Как вас зовут, сеньор?
Доминго приосанился.
– Я – Большой Доминго из Ларедо, а это мои люди.
Его собеседник вздохнул.
– Ну, а я, как вам, наверное, известно… Джон Смит. – И он снова улыбнулся.
Бандиты рассмеялись, оценив шутку по достоинству.
– Хуан Смит, ха-ха-ха! – смеялся Доминго и от избытка чувств хлопал себя по ляжкам. Остальные не отставали от него.
Хуан Смит оглядел зал и задержал свой янтарный взор на пустующем месте Билли.
– Это место свободно? – осведомился он, кивая на него.
– О да, сеньор! – отвечал Доминго. Затем кашлянул. – Но не угодно ли вам…
Хуан Смит слегка наклонил голову к плечу, рассматривая спеленутый сверток на полу, из которого торчала только голова и покрытые пылью шпоры.
– А это еще кто? – презрительно спросил он, кивая на сверток.
– Ах, это… – заволновался Доминго. – Это мерзавка, которая убила единственного сына благородного сеньора Санчеса.
Амалия изобразила на лице неподдельное удивление.
– Как! Убила сеньора Франсиско?
– Да, – почтительно доложил Доминго. – А вы его знали?
Надо было иметь колоссальную выдержку, чтобы в подобных обстоятельствах не разразиться хохотом или как-то иначе не выдать себя. Но Амалия сдержалась. Хотя, как она признается позже в своих мемуарах, это стоило ей гигантских усилий.
– Я и не знал, что его убили, – сказала она.
Доминго оживился.
– О, я могу вам все рассказать про это, сеньор. Не будет ли вам угодно сесть за наш стол?
Вопрос был задан с трепетом. Амалия окинула взглядом Доминго и, затянув паузу ровно на столько, на сколько было нужно, отозвалась:
– Пожалуй.
Доминго махнул рукой, подзывая служанку. Та вышла наконец из столбняка и стала вытирать на столе, после чего принесла самые новые тарелки, которые смогла найти в доме, и самое лучшее мясо. В ожидании еды Доминго рассказал Амалии про то, каким образом был умерщвлен несчастный Франсиско.
Амалия слушала и кивала. А попутно съела все бобы и все мясо, а затем потребовала вторую порцию. Служанка аж раскраснелась от счастья. Вторая порция была немедленно подана на стол, и разъяренный обездвиженный Билли Мэллоун мог видеть, как бесчестный самозванец за обе щеки уплетает местные разносолы, нахваливая их. Сам Билли по-прежнему лежал на полу, и, чтобы он никуда не делся, Доминго подтащил его поближе к себе и поставил на него ноги. Однако, несмотря на все меры предосторожности, Билли чуть не выскочил из своих пут, когда на вопрос Доминго: «Куда едете, сеньор?» – услышал ответ желтоглазого: «Да вот, хочу прикончить Бандита Пита. Он мне кое-что задолжал».