Леди и война. Цветы из пепла
Шрифт:
– Я не вскрывал.
Вот и мне как-то не хотелось.
«Драгоценная моя хозяйка…»
Почерк размашистый, неровный. Строки ползут то вверх, то вниз. И крупные буквы, растянувшиеся было, вдруг мельчают, словно жмутся друг к другу в страхе.
«Не так давно случилось мне встретиться со старым другом, человеком общительным и несдержанным на язык. Кое-что из его рассказа, полагаю, представляет интерес не только для меня…»
Второй лист сложен и запечатан.
«…но
В остальном же в городе становится скучно.
Суета. Кровь. Призывы защищать свободу.
На Оружейном дворе льют пушки. Порох тоже делать наловчились. Вот только закупкой материалов ныне занимаются сомнительного свойства людишки, а мастеров грамотных на Площадь Возмездия спровадили, оттого и сомнения меня, драгоценная моя хозяйка, разбирают в том, что пушки эти способны сделать больше одного выстрела. Но выглядят солидно.
Поговаривают еще, что нашелся хитрый человек, который велел делать пушки из гипса, а сверху красить бронзовой краской. Что будто бы выглядят они точь-в-точь как настоящие, особенно если с городских стен рассматривать. И что идея эта многим по душе пришлась.
Идиоты.
Нет, я понимаю, что гипсовые пушки куда дешевле бронзовых, но чем они стрелять собираются? Листовками? Или «Голосом Свободы», тираж которого в последние дни не распродается, поскольку те, кто новости берет из газет, их себе ныне позволить не могут. Те же, кто обладает средствами, больше озабочен сохранностью этих самых средств.
К слову, хочу предупредить, что, по официальной версии того же «Голоса», супруг твой был казнен в третий день лета на площади, а тот, кто выдает себя за Кайя Дохерти, есть самозванец и ставленник угнетателей народа. Народ же готов отстаивать свои права с оружием в руках… во всяком случае, тот, кому сбежать не удалось. Оружия в руках у него много, вот только вопрос, против кого оно обернется, и правительство это понимает. Распорядились раздавать хлеб бесплатно. Откуда только взяли?
Но знаю, что замковый ров почистили. И на стенах поставили пушки, вовсе не в городе отлитые, из прежних запасов. Всерьез готовятся встречать.
За сим откланиваюсь,
верный ваш вассал, Юго.
P.S. Надеюсь, младший рыжий жив и пребывает в полном здравии?»
Я отдала оба письма Кайя. Первое он прочел быстро, а вот второе…
…лист переходит к Урфину.
А я понимаю, что это письмо многое изменит.
…Кайя? Что в нем?
…ничего хорошего. Но и ничего, с чем бы я не справился.
Он не лжет, но и не говорит всей правды. Я слышу его печаль, которую Кайя не пытается скрыть. И меня обнимает, прижимает к себе так, словно боится, что я вдруг исчезну.
– Может, оставишь это мне? – Урфин возвращает послание.
– Нет.
Они не способны смотреть в глаза друг другу.
…я расскажу тебе все, что знаю. Но сначала я сам должен понять. Останешься с Урфином?
…останусь.
…я… ненадолго.
Не сомневаюсь. Надолго Кайя уйти не способен. И то, что происходит, достаточно серьезно, если он все же решается покинуть меня.
Мы остаемся втроем, и Урфин, предваряя вопрос, отвечает:
– Все совершают ошибки, Иза. Просто… некоторые обходятся дорого. А самое мерзкое, что прошлого не исправить. Он бы хотел, я верю, и… и наверное, я много говорю.
– Или мало.
Мы оба знаем, что задавать вопросы бесполезно. И Урфин, присев на ковер, вытаскивает из кармана разноцветные стеклянные шарики.
– Смотри, как я умею. Хочешь, научу? Конечно, у тебя пока руки маленькие, но это со временем пройдет…
В ладошке Йена помещается два шарика, а третий все время выскальзывает, норовя укрыться под кроватью. И Йен лезет за ним, вытаскивая помимо шарика клочья пыли.
– Скоро мы уедем. – Урфин говорит это мне. – Дня через два или три… Иза, если вдруг со мной что-то случится, ты же не позволишь Тиссе сделать глупость? Я знаю, что Кайя их не бросит, но для нее он чужой. Просто не поймет, если что-то вдруг не так. А ты поймешь.
Шариков в его карманах множество, они рассыпаются по ковру, к огромному неудовольствию Йена. Он пытается собрать стеклянные сокровища в кучу, но шарики скользкие и юркие.
– Ты не думай, что я помирать собираюсь. – Урфин ловко извлекает шарик из уха Йена, чем приводит того в недоумение. Йен засовывает в ухо палец, проверяя, не осталось ли в нем посторонних предметов. Так же тщательно изучает второе. – Но война – дело такое непредсказуемое. Я хочу, чтобы она была счастлива. Лучше, конечно, если со мной.
Еще один шарик прячется в волосах.
– Если же нет, то просто счастлива…
Ну да, куда уж проще: объяснить, как быть счастливой без того, кто нужен. У меня вряд ли что-то получится, потому что я сама не понимаю, возможно ли это.
– Постарайся выжить.
Что еще сказать?
Ничего. И мы молчим, глядя, как Йен составляет из разноцветных шариков одному ему понятную картину.
Паук сидел на затылке. Дар чувствовал его – членистые конечности, толщиной в волос, что вошли под кожу, массивное тело в серебряной оплетке и налитый кровью лиловый камень. Он сжимался и разжимался, передразнивая ритм сердца.