Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
…и приходили к выводу, что Василиса, конечно, хорошая и добрая девочка, вот только на редкость неудачненькая.
Случается.
– Мне было двенадцать, когда появился Александр. Все говорили, что это чудо господне, не иначе, что матушка вымолила его, а если бы нет… помню, тогда мы жили отдельно. Отец вовремя понял, что матушка не сможет поладить с княгиней… вообще с нею только Марья и могла хоть как-то. Не знаю, о чем он говорил, но… бабушка уехала в Петербург. В Ахтиаре у нее тоже имелся особняк, и когда появлялась, к счастью редко, мы обязаны
– Родня отца отказалась от него, когда он женился на моей матери, - сказал Демьян. – И не только на словах. Его лишили родового имени и права наследования. Матушка была из простых, мещанка, дочь провинциального батюшки.
– А отец?
– Даже и не знаю. Он… не любил вспоминать, говорил, что однажды уже сделал выбор и ничуть о нем не сожалеет.
– А вы… не пытались узнать?
– Нет. Одно время была мысль, но потом я подумал, а что изменится, если я узнаю? Те, другие люди, определенно не желали иметь ничего общего с нами. А стало быть, имею ли я право тревожить их покой? Скорее всего, они бы решили, что мне что-то нужно и отнюдь не просто знакомство, да и… отец был гордым человеком.
И не только он.
Но этого Василиса не сказала.
– Мой брат оказался именно таким наследником, которого бабушка ждала. И… она его забрала. Покинула Петербург. Поселилась в Ахтиаре.
– Как?
– Обыкновенно. Матушка после родов была слаба. Она очень долго и тяжело болела. Помню, она-то и нас принимала, лежа в постели. И редко. Ее нельзя было утомлять. И огорчать. И нас тогда вновь сослали к тетушке. Я была счастлива. Я бы вовсе отсюда не уезжала. Настасье было все одно, она училась и переписывалась. А Марья… она-то всю жизнь прожила с пониманием, что станет наследницей, что ей-то выпадет честь продолжить род, позаботиться о нем. Ее учили… многому. А потом появился Александр, и стало понятно, что все это больше не имеет значения.
Об этом сложно рассказывать, да и, верно, нужды-то нет, разве могут быть интересны постороннему человеку беды чужой семьи.
Да и как беды?
Семья все еще здравствовала…
– Нас и прежде отправляли на лето сюда. Меня не только на лето, с ранней весны, пожалуй, и до осени. А осенью вдруг словно спохватывались, вспоминали, и папенька отправлял за мной лакея. А теперь вдруг выяснилось, что я вовсе останусь тут жить. Морской воздух полезен, а болела я все так же часто. Признаюсь, я лишь порадовалась.
Здесь, на побережье, Василиса оживала. Многое становилось неважным.
Ни внешность ее.
Ни манеры, которые были далеки от идеальных.
Ни ее неспособность к магии, ни нежелание учиться… ничего.
– Марья пробыла здесь все лето, а после вернулась в Петербург. И Настасья с нею. Они жили у бабушки, а родители отбыли в Египет. Об этом Марья написала.
Вяло шелохнулась в душе застарелая обида, потому как получилось, что сами-то родители не снизошли до того, чтобы поставить
Письма приходили и ей.
К именинам и еще на Рождество, с непременными поздравлениями и открытками, которые Василиса складывала в девичий свой альбом. И открытки те ей безумно нравились, было в них что-то такое, маняще-иное, отличное от обыкновенного ей мира.
– Тогда как раз и дяди не стало. И, наверное, тетушке было одиноко…
Коляска остановилась.
И Демьян подал руку, помогая выбраться из экипажа.
– Время от времени приезжала Марья. Потом опять уезжала, здесь ей не нравилось. Да и возраст… бабушка успела ее вывести в свет, прежде чем… ее не стало.
Василиса огляделась.
И тут, и там виднелись следы недавнего дождя. Огромная лужа отвратительного черного цвета растянулась перед воротами. И казалась она бездонною. Ручейки воды выбрались на дорогу, размыли ее, смешали землю с грязным пеплом.
А камень вот заблестел.
И подпалины, оставленные огнем, будто посветлели. Трава же была зелена и усыпана каплями. И лошади, весьма оживившиеся за последние дни, спешили собрать их. Они по-прежнему бродили по леваде, которая поправилась и обзавелась парой свежих перекладин, весьма отличавшихся цветом.
Пахло сосной.
И лугом.
И землею.
– Родители… к известию отнеслись равнодушно. Как мне кажется. Во всяком случае, не изъявили ни малейшего желания вернуться. Тетушка была занята конюшнями и отказалась уезжать. Вот Марье и пришлось стать старшей. Хотя… наверное, она ею стала задолго до того. Она взяла на себя заботу об Александре и о Настасье, которая заявила, что желает уехать за границу, что ее ждут в Сорбонне. И обо мне тоже, хотя, надеюсь, что не доставляла особых хлопот.
Василиса переступила через лужицу и, подойдя к леваде, оперлась на нее. Определенно, лошади не выздоровели, но выглядели не в пример лучше, чем прежде. Вычищенные, избавленные от клочьев старой шерсти, с постриженными гривами, они больше не производили того удручающего впечатления, которое заставляло думать, что ничем-то им и не поможешь.
– Пока… не случилось проклятье, - Василиса протянула руку, и в нее осторожно робко даже ткнулась лошадиная морда.
Следовало бы угощения прихватить какого.
Или…
Она погладила теплую переносицу, и старый жеребец прикрыл глаза, замер, прислушиваясь к человеку, только уши слегка подрагивали.
– Я была сегодня у ветеринара, - зачем-то призналась Василиса. – А он сказал, что не станет тратить время, и вообще… иногда я думаю, что вдруг да он прав? Точнее не он, но прочие люди, которые знают, как правильно.
– Что именно правильно? – Демьян перелез через ограду и, подойдя к хмурой косматой лошаденке, взиравшей на людей с преогромным подозрением, присел рядом.