Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
Туман пробрался сквозь роговую оболочку копыт, поднялся выше, расползся по груди, по шее. И конь выглядел, будто пронизанный серыми нитями его.
Плохо.
– Он умирает, - сказала Василиса отстраненно.
– Да.
Врать, говоря, что конь всенепременно поправится, что нужен лишь хороший целитель, Демьян не стал. И лишь погладил несчастное животное, которое… почему одни с туманом, а другие без? Почему кого-то тот затронул меньше, а вот этого жеребца почти поглотил?
Почему…
– Мне надо заглянуть
Стоит сообщить Вещерскому, а лучше некроманту, раз уж тот не только видит, но и понимает увиденное. Вот только… не так давно некромант был на конюшнях. И обряд проводил, хотя какой – не понятно, но главное, что сказал, будто все-то в порядке.
А оно не в порядке.
И гадай теперь, то ли не заметил Ладислав туману, то ли…
– Вы что-то обнаружили, - Василиса убрала руку с лошадиной холки. – И не расскажете?
– Расскажу. Но сперва надо понять, что именно я заметил.
Странно, что Василису туман не спешил хватать за пальцы. Напротив, он ее будто сторонился, и только серый ком проклятья вдруг стал больше.
Демьян моргнул.
И поморщился.
Он терпеть не мог, когда не получалось понять. А сейчас у него категорически не получалось понять, что происходит. Не хватало знаний. Да и умений тоже.
С новым даром он сладит, но пока…
На конюшне было тихо. Почти. Все также ворковали под крышей голуби, и пыль плясала в столпах света. Разве что куда как ощутимей пахло гарью.
– А вы не помните, где стоял тот жеребец? – Демьян огляделся.
Ничего.
Ни тумана серого, ни зловещих знаков. Разве что голубиное дерьмо выделяется на камне белыми пятнышками.
– Помню, - на лице Василисы было такое выражение, словно она того и гляди расплачется. – Но тут все…
Сгорело.
Дерево.
Двери денников. Сами денники… и опять же, одни пострадали больше, чем другие. И Демьян нисколько не удивился, обнаружив, что именно нужный ему выгорел дотла.
– А здесь та кобыла, которую вы первой смотрели, - Василиса указала на соседний. – И еще другая, соловая…
…на копытах которой тоже туман остался.
А вот денник был чист, то ли сам по себе, в чем Демьян несколько сомневался, то ли по причине пламени. Огонь рукотворный – злая стихия.
И следов не оставляет.
Может… в этом дело?
Демьян ступил на ковер из пепла и мусора, который уже успел нападать. Огляделся. Дерево обуглилось, местами осыпалось, освобождая каменную кладку.
Кони…
Вряд ли дело в них, но… в чем тогда?
Или…
– А тот, - он указал на денник слева. – Там кто-то был?
Василиса нахмурилась, вспоминая, но после покачала головой и сказала:
– Нет.
Демьян вышел.
А ведь и вправду, почти чисто. Пепел есть, и то же дерево, но уже не обугленное, а
Или… все-таки был еще один, тот, существование которого укрылось от глаз Демьяна при первом осмотре. Совсем небольшой…
Он сосредоточился.
Туман… тумана не осталось, но вот… если приглядеться, очень внимательной приглядеться… стены неровные, будто кто-то взялся рисовать на них. И широко, размашисто… еще смотреть.
До рези в глазах.
До ноющей боли, которая расползается по коже, оживляя чужой рисунок. И более этот рисунок не выглядит помехой. А Демьяна захлестывает знакомый азарт, а с ним и предчувствие, что он, Демьян, вот-вот обнаружит нечто важное.
Огонь.
Он распускается рыжим цветком, пробиваясь сквозь камень, и вспыхивает забытая будто случайно подкова. А от нее тянутся тонкие нити силы, опутывая весь денник. Занимается дерево. И огонь, получив материальную пищу, спешит подняться выше.
Расползтись…
– Вам дурно, - сказала Василиса, выводя из странного состояния, которое и вправду было неудобным.
Демьян хотел возразить, что вовсе ему не дурно, но вместо этого кивнул и, опершись на грязный камень, сделал глубокий вдох.
Голова кружилась.
Во рту стоял запах привкус гари и железа. Кровь стучала в виски.
– Пройдет.
Ему вновь протянули платок. Этак она все свои платочки и изведет. Но отказываться Демьян не стал.
– Спасибо, - сказал он, понимая, что выглядит до крайности жалким.
– Я так полагаю, что нужно найти Вещерского? – весьма спокойно поинтересовалась Василиса.
Демьян кивнул бы, если б мог, но сейчас он мог лишь стоять, а потому просто добавил:
– И некроманта.
Некромант мерил конюшню длинными шагами. Ноги его тощие двигались как-то вовсе не по-человечески. Так ходули переставляют. И Демьян смотрел.
Вещерский тоже смотрел.
И княжна Марья, без присутствия которой Демьян бы вполне обошелся, уж больно задумчив сделался ее взгляд. И слишком часто задерживался он на Демьяне. И тогда становилось до крайности неловко. Вспоминался берег.
Дождь.
Поцелуй.
– И что? – не выдержал Вещерский первым и носом дернул, а после этот нос потер самым неизысканным образом. Но, видать, не помогло, если княжич чихнул, громко так. Голуби и те от этого чиха смолкли.
– И ничего, - с раздражением отозвался некромант и, развернувшись к Демьяну, велел:
– Показывай.
– Что показывать?
– А что видел.
– И как?
Вместо ответа некромант протянул широкую шершавую ладонь. На ладони проступали бляшки сухих мозолей и редкие шрамы. А над нею поднимался знакомый туман.