Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
И даже то, что на него смотрели, не мешало.
– Видишь, дорогая, живой, - сказала княжна Василисе, которая так и не произнесла ни слова, только стояла, глядела и… и ей было жаль.
Его.
Демьяна никто-то никогда не жалел, разве что матушка и та в глубоком детстве, когда принимать жалость было совсем не стыдно.
А теперь вот…
– Это просто небольшое истощение… - некромант заговорил и тотчас смолк, и даже отступил, ибо и Василиса, и княжна нахмурились, и в этот самый момент сходство их сделалось просто-таки невероятным. –
Ладислав окончательно растерялся и замолчал.
Лицо?
Демьян коснулся щек, хотя понимал, что без зеркала ничего-то не поймет, да и внешность – последнее, о чем стоило бы волноваться. Но все равно волновался.
– Лицо – это ладно, - задумчиво произнесла княжна. – С этим он мне больше нравится… знакомое что-то. Вась?
Василиса покачала головой и… покраснела?
А Демьян понял, что находится вовсе не на конюшнях.
– Где я…
– Мы решили, что дом наш всяко ближе, чем город, - сказал Вещерский. – И удобнее, нежели конюшни. Там грязно, пыльно и вообще… мухи.
Мухи действительно имелись.
Черные.
Плясали перед глазами, но это от слабости, которая была хорошо известна Демьяну. Пройдет сама за день-другой.
– Вы… видели?
– Видели, видели, - отозвался некромант, отбирая у Демьяна кружку. – Все видели… еще бы понять, что именно.
– Сенька, - дышать становилось легче, и слабость отступала. Нет, она не денется никуда, будет мучить пару-тройку дней, а то и поболе, но к Демьяну хотя бы способность говорить вернулась, что уже хорошо. – Там был Сенька. И этот…
– Ижгин, - подсказал Вещерский.
– Он самый.
– Господи, дай мне сил, - княжна подняла очи к потолку. – Еле выкарабкался, а туда же, о деле… идем, дорогая, пусть себе посплетничают.
– Это не сплетни!
– Конечно, милый, - Марья улыбнулась этак, преснисходительно. – Но пока вы будете заниматься не-сплетнями мы, пожалуй, озаботимся ужином.
В животе заурчало.
Ужин… пожалуй, ныне у Демьяна не найдется такой силы воли, чтобы от ужина отказаться.
Глава 13
Василиса выместила раздражение на чесноке. Положивши зубчик на доску, она с неким непонятным самой наслаждением прижала его широким лезвием ножа.
Чеснок хрустнул.
И резкий запах его смешался с прочими ароматами.
– Все ведь живы оказались, - примиряюще сказала Марья, которая на кухне смотрелась… смотрелась неуместно, пожалуй, если бы на эту кухню перенесли бы рояль, он и то больше вписался бы в обстановку, нежели сестрица в идеальном своем костюме того бледно-розового колера, который шел лишь ей.
– Оказались, - согласилась Василиса и раздавила второй зубчик.
И третий.
Живы.
И возможно, что нет
И надо держаться соответствующе. А вместо этого руки сами собой к скалке тянутся, желая выразить единственно доступным Василисе способом всю глубину ее возмущения. Василиса фыркнула.
И снова фыркнула.
Тряхнула головой. И прикусила губу, заставляя себя успокоиться. Злость – плохой помощник, а раз уж она взялась готовить, отославши кухарку, которая вовсе даже против не была, то надобно готовить.
Отправив чеснок в сковородку, в лужу раскаленного масла, она вздохнула.
– Это все… пустяки.
– Как скажешь, - охотно согласилась Марья. И поинтересовалась. – А уши у тебя почему красные?
– Не красные!
– Красные. Ты просто не видишь.
– Какая разница… - Василиса перевернула чеснок. Не хватало заговориться и сжечь его, тогда все придется начинать сначала, поскольку нет вкуса гаже, чем вкус пережаренного чеснока. – Я все равно проклята. И скорее всего такой останусь.
– Не скажи, - Марья пересела поближе, хотя явно соседство с чугунной сковородой, раскалившейся мало ли что не до красна, ей было неприятно. – Если это и проклятье, то весьма странное, я так тебе скажу… взять хотя бы тетушку. Она ведь прожила с мужем своим почти два десятка лет. А до того, оказывается, тоже едва замуж не вышла, но…
– Жених умер?
– Инфлюэнца, - кивнула Марья. – После еще к ней дважды сватались.
– И как? – Василиса вытащила чеснок и принюхалась. Масло пахло правильно, тяжелый резковатый аромат бадьяна мешался с тонкими травяными нотами, а чеснок лишь подчеркивал гармоничность этой смеси. Еще пару веточек розмарина, но позже.
Сперва мясо.
Свиные отбивные на косточке, пожалуй, были простоваты и великоваты, чтобы подавать их на званом вечере, но вот как-то подумалось, что сегодня вечер обыкновенный, да и нужна не столько изысканность, сколько сытность. Мясо легло на сковородку с характерным шипением.
– Никак. Первый спустя месяц после помолвки упился до смерти. Второй решил, что жизнь дороже денег.
Василиса кивнула.
Знакомо.
Шипение стихло. Кипело масло. Жарилось мясо.
– Оказывается, она сбежала…
– Кто?
– Тетушка. Я не знала… я многого, получается, не знала, - это Марья произнесла с немалой задумчивостью. – Сергей Владимирович рассказал. После того, как последняя помолвка была расторгнута, пошли слухи…
Василиса перевернула отбивные на другую сторону. Вовремя. Корочка получилась темною, но не горелой. А теперь и розмарин добавить можно, заодно уж и кусочек сливочного масла. И он, стремительно истаивая, добавляет мясу аромата. Главное вновь же, не передержать, потому как сливочное масло горит во мгновение ока. Но пока оно плавится, заволакивая сковороду желтой пеной, надобно поливать мясо.