Леди не движется
Шрифт:
За спиной в салоне раздался сложносочиненный звук: половина народу охнула, половина начала давиться от хохота.
– Да как ты смеешь…
– Так и смею. Ты лучше подумай, что детям скажешь. Ты на каждого пособие получаешь. И льготы у тебя такие, что ты вполне можешь позволить себе эконом на федеральном лайнере. Потому и живешь в халупе – от социальщиков прячешься. Им-то ты не можешь соврать, что бедная-несчастная, они-то знают, сколько тебе государство за твоих детей платит. За то, чтоб они учились в интернате на Кангу, а не мотались с тобой на Эверест. За то, чтоб ходили в своей одежде, а не в найденной
Я пошла на свое место. Мамаша разрыдалась, взывая к чувствам окружающих – мол, обидели-ни-за-что-оскорбили, какая-то фифа прямо при детях, и никто не заступится за бедную женщину, которая одна четверых детей поднимает… Ну ладно, нарвалась. Я вернулась и сказала старшему:
– В следующий раз, как она уйдет, берешь младших и топаешь до ближайшего полицейского участка. Там говоришь: мама ушла, боимся одни дома сидеть. Социальщиков тебе вызовут, им все и расскажешь.
– Она дверь запирает, – буркнул парень, не глядя на меня. – Говорит, чтобы к нам педофилы не пришли. И вообще мне это надоело.
В моем присутствии семейство больше не нуждалось. Мамаша переключилась на отпрыска, угрожая в приют отдать, отправить к отцу батрачить… О как. Отец у него, оказывается, уже не пьянь подзаборная, раз батраков держит.
На меня, как водится, никто не смотрел. Обычная реакция людей, испытывающих неловкость. Только старушка не подвела. Не успела я пристегнуться, как она мстительно уточнила:
– Если б там только пособия были. Она и отцов их шантажирует. Ну а чего, лишний грошик в хозяйстве не повредит.
Второй поворот мы прошли быстрее. Старушка опять сыграла в баульный волейбол.
– Чего б им не привязать его покрепче? – недоумевала я.
– А не получится. Некуда его там привязывать, все уже занято.
– Здесь такой дорогой багажный отсек?
– Его вовсе нет. Точнее, он как бы есть, но там коммерческий груз. Зачем выгоду терять? Пассажиры потерпят, их ведь багаж, не чужой. Хотя что-то его с каждым разом все больше, думается, не только их, еще какая-то попутка едет. Кораблик старенький, долго не протянет, надо вынуть из него побольше.
Из самодельного отсека, образованного двумя следующими рядами, вывернула давешняя оркушка. Картинно оперлась на спинку сиденья, уставилась на меня любопытными черными глазами.
– Слышь, красава, – позвала она, – а ты че тут делаешь?
Тон у нее был вполне дружелюбный – если, конечно, знать, как у орков звучит дружелюбный тон. Я знала, поэтому не напряглась. А моя соседка возмутилась:
– Ширна Та! – воскликнула старушка. – Не приставай к приличным людям, сколько раз тебе повторять?!
– Да я че, баб Лиза, – оркушка даже сделала шажок назад, – я просто спросила. Че, спросить уже нельзя?
– Тебя зовут Ширна Та? – мягко спросила я. – Зови меня Деллой.
– О, круто, – согласилась оркушка.
– Ширна Та, у тебя бывает так, что
– Натурально, бывает.
– Что ты тогда делаешь?
– Ну, попутку ловлю. А как иначе?
– И бывает по-всякому, верно? Бывает, что подвезут тебя на чистой машине, и всех хлопот – развлекать водителя беседой да бегать к автоматам за напитками для него. А бывает, что машина грязная, и водитель хам, да еще и пристает. Бывает?
– Натурально, бывает.
– Что ты делаешь, если попутка грязная?
– Натурально, еду. Ехать же надо. Это потому что у меня гражданства нет. Было бы гражданство, были бы деньги. Тогда б я покупала билет на маршрут и ехала бы как человечьи женщины. Но у тебя-то есть и гражданство, и деньги! Вон, одежда какая красивая. Почему и спрашиваю: зачем ты здесь-то летишь?
– У тебя нет денег, а у меня не было другой попутки, – ответила я.
Ширна Та застыла. Похлопала глазами, подняла руку в примиряющем жесте:
– Все, дошло. Натурально, без вариантов. Ну ладно, че, не скучай. На выходе проблемы будут – ты меня кликни, проблем живо не будет.
– Спасибо, Ширна Та. Скажи, у вас ведь вторая часть имени обозначает принадлежность к трибе?
– Натурально.
– Значит, ты из поместья «Хунн» на Большом Йорке.
– Натурально, – оживилась оркушка. – И они тоже, – она показала на своих спутников.
– Диргу Та знаешь?
– Ха! – воскликнула оркушка. – Она спрашивает, знаю ли я Диргу Та! Да еще бы я не знала Диргу Та! Сестра! – Она легонько стукнула себя в грудь полусжатым кулаком.
«Сестры» и «братья» по-орочьи означают вовсе не кровных родственников, а членов той же трибы. Родных братьев и сестер они называют «другой я» – потому что родились от тех же отца с матерью.
– Диргу Та убили, – спокойно сказала я.
Ширна Та застыла, широко распахнув глаза. Над рядом кресел показалось сразу четыре орочьих головы, а самый рослый выбрался в проход и встал за спиной Ширны Та.
– Как? – только и спросила она.
– Плохо, – ответила я. – У вас ведь бывает так, что два орка недовольны друг другом, и тогда они уходят подальше, где дерутся на ножах. Это единственный случай, когда орку разрешается нападать с оружием на орка. И за смерть в поединке не мстят. Так ведь, Ширна Та?
– Натурально, так, – ответил за нее орк.
– Тех, кто убил Диргу Та, было пятеро. Два человека и три орка. Ей не дали защитить себя с оружием и напали все вместе. Над ней надругались.
Орк зашипел.
– Надо отомстить, – деловито сказала Ширна Та.
– Люди уже мертвы. А орки сбежали. Полиция говорит, таких в базе данных нет. Наверное, дикие.
Ширна Та слушала, кивала, запоминала. Я протянула ей свою визитку:
– Ты знаешь, что такое «инквизитор»? Я работаю у инквизитора. И расследую убийство Дирги Та. Узнай у своих, что за дикие орки завелись на Танире, и скажи мне. И еще спроси, знал ли кто Диргу Та на Танире. Я спрашивала людей, люди говорят разное. Кто говорит, хорошо ей жилось, кто говорит – плохо. А я хочу найти и наказать тех, кто убил Диргу Та. Говорят, она была красоткой. Жила с мужем, ребеночка взять хотела, работала и налоги платила. Неправильно, что ее убили.