Леди-послушница

Вилар Симона

И тут Артур понял, что значит иметь виды на одну из первых невест королевства. Об их договоренности никто не догадывался, и едва Милдрэд переступила порог замка Глочестера, как к богатой саксонке тут же стали проявлять немалый интерес. Родня Глочестера была бы весьма не прочь, чтобы к дочери Эдгара Гронвудского посватался один из младших братьев графа. В итоге семейство Глочестеров столь рьяно взялось за девушку, что она сама настояла на том, чтобы ехать в Бристоль. Однако это не устраивало Артура. Ведь в Бристоль уже спешным маршем двигались войска графа Херефорда, и Роджер Фиц Миль вполне мог предъявить права на сбежавшую невесту. Бесспорно, Милдрэд могла просить защиты в комтурии тамплиеров, но Артур в глубине души опасался, что храмовники, хорошо знакомые с ее отцом, своей властью отправят юную леди в Гронвуд-Кастл. Вряд ли Милдрэд воспротивится возможности вернуться

домой, однако Артур понимал, что под опекой родителей она уже не сможет свободно располагать собой. И хотя девушка уверяла, что раз дала слово ждать его, то непременно выполнит, Артур все же пошел к Генриху и стал просить укрыть его милую в надежном месте, подходящем ее рангу и положению, где она окажется в безопасности. Генрих в этот момент был занят сбором войск и переговорами с союзниками, но все же прислушался к просьбе и написал в замок Девайзес – одну из самых укрепленных и внушительных цитаделей дома Анжу в Англии, – чтобы юную леди приняли там с подобающим почетом и содержанием.

Артур был рад, что у них с юным Плантагенетом сложились такие отношения – доверительные и дружеские. Это было тем более ценно, ибо, вновь став самим собой и украсившись короной и алой мантией с золотыми леопардами дома Анжу, Генрих вмиг преобразился – стал властным, гордым, держался почти с королевским достоинством. А вот с Артуром по-прежнему шутил, болтал о всякой всячине. Многих дивило такое положение.

– Появился новый фаворит, – шептались за его спиной.

И уже многие, дабы добиться аудиенции у принца Анжуйского, перво-наперво обращались с просьбой походатайствовать за них именно к этому выскочке. Это было несколько щекотливое положение, и Артур был рад, когда Генрих стал давать ему отдельные поручения. Он даже немного заважничал и, когда наконец-то прибыли Рис и Метью, с гордостью поведал им о своем нынешнем положении, а заодно и попросил сопровождать Милдрэд в Девайзес. Ибо, хоть Генрих и дал девушке надлежащий эскорт, Артур решил, что под охраной его друзей она будет в большей безопасности.

Рис с Метью и впрямь дивились неожиданному возвышению приятеля. Он же внимательно выслушал их рассказ о том, какой переполох поднялся в Херефорде после исчезновения леди Милдрэд – на ее поиски даже разослали людей, а потому Рис и Метью поспешили отбыть при первой же возможности. Никому из них не хотелось попасть на допрос к леди Сибилле или Вальтеру. Зато, когда они пробирались через Динский лес, их как раз нагнало войско самого графа Херефорда. А уж с сэром Роджером можно было иметь дело, и он просто махнул рукой, когда они пристали к его обозам.

С самим Херефордом Артур столкнулся лишь однажды. Похоже, граф имел догадки по поводу происшедшего и держался отчужденно. Лишь указал на соловую, на которой сидел Артур, заметив, что эта лошадь из его конюшен.

– Воистину вы все знаете, милорд, – с готовностью согласился Артур, которому нечего было опасаться, когда за его плечом стоял сам Плантагенет. – Но у меня не было выбора: приходилось спешить, чтобы спасти его милость от саксонских разбойников. И я успел как раз вовремя.

Генрих подтвердил его слова, всячески расхваливая Артура. На это Херефорд ответил, что всегда знал о немалых способностях этого пройдохи. Однако его холодно-равнодушное отношение к юноше не изменилось.

А вот Метью все же поворчал, что Артур не выполнил наказа Черного Волка и не доставил девушку куда надо. Однако умолк, когда увидел, как Артур подсаживал благородную леди на коня: она склонилась к нему столь низко, что ее распущенные волосы почти касались его лица, и они о чем-то шептались и посмеивались. Метью решил вмешаться:

– Не веди себя с ней, как с иными. Она не твоя дама.

– Еще не моя, – улыбнулся Артур и долго смотрел вслед, когда они выезжали под аркой ворот, а Милдрэд все оглядывалась на него.

Да, они могли попробовать изменить свою жизнь. И он с охотой стал выполнять поручения Плантагенета, ибо постараться для анжуйского принца – значило добиться счастья и для них с Милдрэд. Что оказалось весьма непросто. Ибо несмотря на то, что Артур всегда так остро стремился к приключениям и непростым заданиям, ныне он получил их столько, что даже стал мечтать об отдыхе. А отдыхать на службе у столь неуемного, энергичного и полного планов Генриха Анжуйского оказалось некогда.

Главными сторонниками Плантагенета были четыре могущественных графа, предоставивших свои силы сыну императрицы Матильды. Первым и самым значительным, главой остальных, считался Роджер Херефордский. Вторым признавали молодого де Мойона – он поднялся при

императрице и был готов служить Анжу до последнего, так как без их влияния король Стефан отказывался признавать данный ему титул графа Сомерсета. Был и пожилой ветеран Солсбери. И конечно же, Глочестер, двоюродный брат Генриха. Были еще иные лорды, феодалы, мелкие рыцари, какие поспешили под алый с леопардами стяг Плантагенета, и их войско росло с каждым днем. А вот кто неожиданно отказался примкнуть к мятежникам, так это дядюшка Генриха, граф Корнуоллский, на которого Плантагенет очень рассчитывал. Именно Артуру было поручено доставить Корнуоллу письмо с призывом, и именно он привез ответ: дядюшка отказывается присоединиться к мятежу против короля.

– Его можно понять, – даже заступился за графа перед разгневанным Генрихом Артур. – Когда Корнуолла захватили в плен, да еще с семьей, Стефан милостиво отпустил его, не взяв никакого выкупа, к тому же оставил за ним титул. Разве столь великодушное поведение Стефана не заслуживает благодарности?

Присутствовавшие при этом лорды невольно замерли: некогда и Генрих вынужден был просить милости у Стефана, но его благодарность оказалась куда короче, и теперь он вернулся, чтобы опять оспаривать права на английскую корону. И напоминать ему, что кто-то оказался порядочнее, было небезопасно. Но принц смолчал. А позже опять с головой окунулся в подготовку к предстоящей кампании.

– Вот здесь, – тыкал он пальцем в карту. – Здешние земли всегда были верны нашему дому. Это мои владения в Англии, треугольный клин от Глочестера и Бристоля на западе до Уоллингфорда на востоке. И все замки тут – Троунбридж, Девайзес, Мальборо, Ладгерсхолл – все это мои оплоты, откуда я могу начать военные действия против узурпатора Стефана.

Глочестер указывал на один из обозначенных замков.

– А это Малмсбери, милорд. Он принадлежит Стефану и врезается в ваши владения. Нам следует начать именно с захвата этой цитадели.

Серые глаза Генриха потемнели, и он нервно потер шрам, пересекавший бровь, – память о засаде Хорсы.

– Если бы вы, мой милый Вилли, были столь же великим полководцем, как ваш отец, мы бы предоставили эту задачу вам. Но ни у вас, да и ни у кого иного нет опыта взятия столь мощных крепостей. Нет, кузен, под Малмсбери мы попросту увязнем до тех пор, пока Стефан не опомнится и не приведет с севера войска.

Лорды и рыцари переглядывались, дивясь предусмотрительности юного принца. Обычно война велась именно путем захвата замков, главенствующих над той или иной округой. Кто владел замком – становился хозяином и окрестных земель. И надолго засесть под одной из цитаделей означало оставить другие земли врагу. Поэтому юный Плантагенет выбрал иную тактику: они должны стремиться отвоевывать небольшие крепости, расширяя таким образом свою власть и оставляя крупные цитадели в изоляции, что рано или поздно привело бы к их сдаче.

Со стороны наблюдая за Генрихом, Артур все больше и больше уважал этого юнца. Но, кроме уважения, их связывало и нечто иное. Предполагаемому наследнику престола и безродному бродяге просто было хорошо вместе. Генрих приблизил юношу, и теперь они часто болтали; по вечерам Генрих учил Артура игре в шахматы, довольно смеялся, обыгрывая его, а то вдруг приказывал принести лютню, и они вместе распевали баллады и ле. Причем несмотря на все искусство Артура, Генрих лишь немного уступал ему: он вообще был очень музыкален, этот коренастый неуемный мальчишка, умевший заниматься сразу несколькими делами – играть с собакой, выслушивать донесения, просматривать счета, да еще перенимать у Артура те или иные аккорды. Даже выстаивая в церкви мессу, Генрих все время вертелся, задавал вопросы, рассматривал хорошеньких прихожанок. Порой он бывал открыт и ребячлив, однако и в такие моменты надо было помнить, что играешь с юным львом. Ибо в его простоте было некое потаенное величие, а изысканность его речи указывала на то, что это человек прекрасно образованный и стоящий на уровень выше многих. Артур порой почти с нежностью думал о нем: за таким предводителем он бы пошел куда угодно. И он верно служил ему, доставлял послания, в качестве его представителя посещал те маноры, где ранее бывал то как путник, то как проводник, и, удивляя своим новым положением знакомых, выяснял, кто как настроен, кто готов взяться за оружие, кто предпочтет отсидеться в безопасном месте, а кто недоволен новой войной и будет обороняться. При этом Артур присматривался, сколько где пригодных для сражения воинов, кто сколько может выставить конников или пехотинцев, кто насколько хорошо вооружен и где расположены чьи крепости, чтобы знать, на кого и насколько можно рассчитывать.