Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника
Шрифт:
Наконец, выплеснув эмоции, остановилась и, тяжело дыша, поникла. В этот момент пришло внезапное решение. Есть один–единственный путь нанести ответный удар, единственный путь обезвредить эти действия…
Распахнула дверь. Сбежала по лестнице. В глазах — ни слезинки. Письмо все еще зажато в руке. На ходу вынула из конверта, развернула, принялась разглаживать.
Так же решительно вошла в столовую.
— Выпил все молоко, молодец, — восхищалась мамаша Хаззард.
Патрис быстро подошла к ней.
— Хочу вам кое–что показать, — коротко бросила она. — Посмотрите вот это.
Положила на стол лист бумаги и стала ждать.
— Минутку, дорогая. Дай найду очки, — ласково ответила мама, шаря по столу руками. — Знаю, что лежали здесь, когда отец спускался к завтраку. Вместе читали газету…
Обернулась к стоявшему по другую сторону буфету.
Патрис продолжала стоять. Поглядела на Хью. Он не выпускал из кулачка ложку. Увидев ее, весело замахал ею. Дом. Покой.
Молодая женщина вдруг метнулась к своему месту, схватила все еще лежавшую там брошюру из универмага и подменила ею письмо.
— Вот они, под салфеткой. — Поправив на носу очки, мама Хаззард повернулась к ней. — Так что там, дорогая? — Взглянула на брошюру.
— Вот этот фасон, — показала пальцем Патрис. — Самый первый. Миленькое… правда?
А спрятанной за спину рукой медленно комкала злополучное послание.
Глава 29
Патрис проворно и бесшумно двигалась в полумраке комнаты с охапками вынутых из ящиков вещей. Маленький Хью спал в своей кроватке. Часы показывали почти час.
На стуле раскрытый чемодан. Даже он не принадлежит ей. Тот самый, с инициалами П. и X. на закругленном уголке, все такой же новенький, с которым ехала сюда. Придется одолжить. Так же как одолжить все, что она, хватая наугад, бросала в него. Даже все, во что она одета. Во всей комнате ей по праву принадлежали только две вещи. Маленькое существо, безмятежно спящее в кроватке. И семнадцать центов, высыпанные на бумажку на туалетном столике.
Молодая женщина брала главным образом вещи для него. Вещи, нужные ему, чтобы не замерз. Они не обидятся — любят его не меньше ее самой, уныло размышляла она. Заторопилась, будто такие мысли, задержись она дольше, помешают задуманному.
Для себя взяла немного, только самое необходимое. Нижнее белье, пары две чулок…
Вещи, вещи. Какое они имеют значение, когда рушится весь твой мир. Твой мир? Это не твой мир, у тебя нет никакого права быть в нем.
Патрис опустила крышку чемодана, нетерпеливо защелкнула замок, не обращая внимания, достаточно ли там вещей, много или мало. Из–под крышки торчит белый уголок, но она махнула на это рукой.
Надела брошенные на кровать шляпу и пальто. Не глядя в зеркало, хотя оно тут, рядом. Взяла сумочку, пошарила внутри рукой. Вынула ключ, ключ от этого дома, и положила на туалетный столик. Потом достала кошелек и вытряхнула из него все, что там было. Бесшумно выпал комок ассигнаций, блеснув, со звоном посыпались монеты. Собрав их в кучку, оставила на столике. Вместо них положила в кошелек свои семнадцать центов, сунула кошелек в сумку, которую взяла под мышку.
Подошла к кроватке и опустила боковую сетку. Присела, глядя на спящее личико. Легко поцеловала в глазки.
— Вернусь через минутку, — прошептала она. — Снесу вниз чемодан, оставлю у двери. С тобой и чемоданом мне, пожалуй, не спуститься. — Выпрямилась, помедлила, глядя на него. — Поедем с тобой не знаю куда. Не важно. Куда повезет поезд. Встретим кого–нибудь, кто нас приютит…
Часы показывали второй час.
Подошла к двери, тихо открыла и вынесла чемодан. Закрыла за собой дверь и медленно двинулась к лестнице. Чемодан оттягивал руку, но, видно, его тяжесть усугублялась тяжестью, лежавшей на сердце.
Вдруг она остановилась и поставила чемодан на ступеньку. Внизу, у входной двери, молча стояли двое. Дональд Хаззард и доктор Паркер. Она их поначалу не заметила, потому что они не произнесли ни слова. Видно, выйдя попрощаться, остановились в тягостном молчании.
Не видя ее, нарушили молчание.
— Ну ладно, Дональд, спокойной ночи, — сказал наконец доктор, и она увидела, как он, как бы утешая, положил руку на плечо отцу. Потом тяжело опустил. — Попробуй поспать. У нее все будет хорошо. Но отныне никаких волнений, никаких стрессовых ситуаций, понимаешь, Дональд? — добавил он, уже открыв дверь. — Это твоя обязанность — ограждать ее от всего этого. Могу я на тебя положиться?
— Можешь, — уныло ответил отец.
Дверь закрылась, и отец стал подниматься по лестнице. Патрис словно примерзла к полу. С усилием шагнула ему навстречу, оставив позади чемодан и сбросив на него шляпу и пальто. Он без удивления посмотрел вверх, окинув ее опечаленным взглядом.
— A–а, это ты, Патрис, — невесело произнес он. — Слышала, что он сказал?
— Кто… мама?
— У нее опять был приступ, вскоре как мы поднялись к себе. Доктор был с ней больше полутора часов. Сначала, несколько минут, все висело на волоске…
— Но отец! Почему ты не?.. — в волнении воскликнула Патрис.
Он тяжело опустился на ступеньку. Она села рядом, обняв его за плечи.
— Зачем тебя беспокоить, дорогая? Чем бы ты могла… У тебя целый день на руках малыш, тоже надо отдохнуть. Кроме того, здесь нет ничего нового. У нее всегда было слабое сердце. Еще до рождения мальчиков…
— А я совсем не знала. Вы никогда мне не говорили… Что, теперь хуже?
— С годами такие вещи лучше не становятся, — мягко возразил он.