Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты

Хэммет Дэшилл

Маколей сказал:

— Сейчас еще рано для ланча, но нам надо срочно встретиться. Могу я сейчас, приехать?

— Конечно, подъезжайте к завтраку.

— Я уже позавтракал. Вы завтракайте, я буду через пятнадцать минут.

— Хорошо.

Дороти чуть-чуть приоткрыла глаза, сонно пробормотала:

— Уже поздно, — перевернулась и опять заснула.

Я умылся холодной водой, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

— Маколей едет, — сказал я Норе. — Он позавтракал, но все-таки закажи для него кофе. А я хону куриной печенки.

— Я приглашена в вашу компанию или…

— Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколея. Он очень приятный мужчина. Однажды под Во меня на несколько дней прикомандировали к его части, а после войны мы иногда навещали друг друга. Он подбросил мне парочку клиентов, в том числе и Вайнента. Как насчет глоточка для поднятия бодрости духа?

— Почему бы тебе не побыть сегодня трезвым?

— Мы приехали в Нью-Йорк не для того, чтобы ходить трезвыми. Хочешь сегодня вечером сходить на хоккей?

— Хочу. — Нора сделала мне коктейль и пошла заказывать завтрак.

Я просмотрел утренние газеты. В них сообщалось о задержании Йоргенсена полицией Бостона и об убийстве Нанхейма, но гораздо больше места занимали другие материалы: прогноз развития того, что бульварные листки окрестили «Адской кухней гангстерской войны», сообщение об аресте «принца» Майка и интервью с неким «Джефси» по поводу переговоров с похитителями сына Линдберга.

Маколей и коридорный, который привел Асту, появились одновременно. Маколей нравился Асте, потому что он гладил ее всегда с нажимом, а мягкости Аста никогда не любила.

Этим утром на щеках Маколея отсутствовал обычный румянец; вокруг рта собрались складки.

— С чего это полиция изменила линию расследования? — спросил он. — Они что, считают… — адвокат замолчал, потому что вошла Нора.

— Нора, это Герберт Маколей, — представил я. — Моя жена.

Они пожали друг другу руки, и Нора сказала:

— Ник позволил заказать вам только кофе. Может быть…

— Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

— Так что там с полицией? — переспросил я.

Маколей заколебался.

— Норе известно практически все, что известно мне, — заверил я. — Если только вы предпочитаете…

— Нет, нет, ничего, — пробормотал адвокат. — Это… словом… ради миссис Чарлз. Я не хочу, чтобы она волновалась.

— Ну, тогда ничего страшного. Если она чего-то не знает, то будет волноваться еще сильнее. Так что там за новая линия расследования?

— Сегодня утром ко мне приходил лейтенант Гилд, — сказал Маколей. — Сначала он показал мне кусок цепочки от часов с прикрепленным к ней ножиком и спросил, знакомы ли мне эти предметы. Они мне знакомы: это вещи Вайнента. Гилду я сказал, что, кажется, я видел их раньше, что они похожи на вещи Вайнента. Тогда он спросил, не знаю ли я, каким образом эти вещи могли попасть к кому-нибудь еще. Походив вокруг да около, я очень быстро понял, что под «кем-нибудь еще» Гилд подразумевает вас или Мими. Я ответил: естественно, эту цепочку Вайнент мог подарить кому-нибудь, ее могли украсть, могли найти на улице или получить от кого-нибудь, кому Вайнент ее подарил. Возможны и другие варианты, сказал я, но Гилд догадался, что я вожу его за нос, поэтому про другие варианты даже слушать не стал.

Щеки Норы пошли пятнами, глаза потемнели.

— Идиот!

— Так, так, — сказал я. — Мне, наверное, надо было предупредить вас: в этом направлении Гилд стал работать сегодняшней ночью. Толчок, вероятно, дала моя старая подружка Мими. Чем он еще интересовался?

— Он хотел узнать о… вот что он спросил: «Как вы предполагаете, Чарлз и девица Вулф оставались все еще в любовной связи? Или между ними все кончилось?»

— Мими приложила руку, это точно, — сказал я. — Что вы ему ответили?

— Я сказал, что не знаю, оставались ли вы «все еще» в любовной связи, потому что мне не известно, чтобы вы в ней вообще когда-нибудь состояли, и напомнил, что вы, между прочим, уже давно не живете в Нью-Йорке.

— Это правда? — спросила меня Нора.

— Не подвергай сомнению искренность Маколея, — сказал я. — Что на это сказал Гилд?

— Ничего. Он спросил: как я считаю, знал ли Йоргенсен о ваших отношениях с Мими? А когда я спросил его, о какого рода ваших отношениях с Мими должен был знать Йоргенсен, Гилд обвинил меня в том, что я работаю под простачка, это его собственные слова. На этом мы и остановились. Еще он поинтересовался, сколько раз я встречался с вами, где, когда — с точностью до дюйма и до секунд.

— Очень мило, — сказал я. — Алиби у меня паршивое.

Официант принес завтрак. Пока он накрывал на стол, мы поболтали о пустяках.

— Вам нечего бояться, — сказал Маколей, когда официант удалился. — Я собираюсь выдать Вайнента полиции. — Голос адвоката звучал неровно и глухо.

— А вы уверены, что он виновен? — спросил я. — Я не уверен.

Маколей ответил просто:

— Я знаю. — Он кашлянул. — Даже будь один такой шанс на тысячу, а его, Чарлз, все равно нет, — Вайнент сумасшедший, и ему не место на свободе.

— Наверное, это правильно, — начал я, — раз вы знаете…

— Знаю, — повторил Маколей. — Я видел его в тот день; это было, наверное, через полчаса после убийства, хотя тогда я еще не знал, что это Вайнент убил Вулф, и вообще даже не знал, что она убита. Я… ладно… теперь я это знаю.

— Вы встретились в конторе Херманна?

— Что?

— Вы утверждали, что в тот день, примерно с трех до четырех, находились в конторе человека по фамилии Херманн, на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере в полиции мне сказали именно так.

— Правильно, — сказал Маколей. — То есть для них версия была именно такая. На самом же деле произошло вот что: после того как я безуспешно пытался разыскать самого Вайнента или хотя бы следы его пребывания в «Плазе», а потом с таким же успехом названивал в свою контору и Джулии, я плюнул на это дело и пошел к Херманну. Он горный инженер, мой клиент; я как раз закончил составлять для него пункты договора, и нужно было внести в них несколько мелких поправок. Когда я дошел до Пятьдесят седьмой улицы, то почувствовал, что за мной следят, — вам должно быть знакомо это чувство. Я ума не мог приложить, зачем это кому-то понадобилось за мной следить; но я адвокат, и такой возможности исключать нельзя. Как бы там ни было, я свернул на восток, на Пятьдесят седьмую, и дошел до Мэдисон-авеню, но в слежке все еще не удостоверился. Был там один маленький бледный человек, которого я, кажется, видел возле «Плазы», но… Я подумал, что легче всего выяснить этот вопрос, взяв такси; я так и сделал и попросил водителя ехать на восток. Движение было интенсивное, и я так и не заметил, взял ли этот маленький человек или кто-нибудь еще такси после меня, поэтому я повернул своего водителя на юг по Третьей авеню, снова на восток по Пятьдесят шестой и опять на юг по Второй авеню. К этому времени я был абсолютно уверен, что за мной следует желтое такси. Сидит ли в нем мой маленький человек, я, конечно, разглядеть не мог, слишком большое расстояние нас разделяло. На следующем перекрестке, когда мы остановились на красный свет, я увидел Вайнента. Он сидел в такси, которое двигалось по Пятьдесят пятой улице на запад. Я, естественно, не очень удивился: мы были всего в двух кварталах от дома Джулии, и я допускал, что она не захотела сказать мне, когда я ей звонил, что Вайнент у нее. Я решил, что сейчас Вайнент едет в «Плазу» на встречу со мной — особой пунктуальностью он никогда не отличался. Поэтому я попросил водителя повернуть на запад, но на Лексингтон-авеню такси Вайнента — мы ехали на полквартала сзади — повернуло на юг. Дорога эта не вела ни к «Плазе», ни к моей конторе, так что я решил, что черт с ним, и стал смотреть назад, на такси, которое следовало за мной, но его уже не было. Всю дорогу до конторы Херманна я поглядывал назад, но никаких признаков слежки не заметил.