Леди Ю
Шрифт:
Все это было сильно, но пока не очень точно. Тимошенко еще только нащупывала контуры политического образа. Образа пока не было. Был размах. Ей пока не удалось завоевать Запад. Запад побаивался и ее размаха, и ее амбиций. Она же не нашла на «прагматичном» и «бездуховном» Западе теплоты и душевности своих кировоградских бабушек-избирательниц.
По-настоящему сильной политической фигурой Тимошенко станет у себя дома. Но случится это еще не скоро. В следующем тысячелетии.
А весной 1997 года над ней сгущались тучи. Пока Тимошенко блистала за океаном, в мрачном здании Администрации президента на Банковой улице в Киеве уже было принято решение об отставке Павла Лазаренко.
Началась
Глава 10
«При Кучме твой завод заработает!»
Первая война с Леонидом Кучмой была Тимошенко навязана. Это была чужая война. Президент сражался за победу на грядущих выборах, Лазаренко – за политическое выживание.
До отставки Лазаренко в июне 1997 года у Тимошенко не было особенных причин воевать с президентом. Они были земляками. Этот тип директора советского военного завода-гиганта Юлия Владимировна прекрасно знала – таким было ее начальство на заводе им. Ленина. Отлично понимая Кучму, леди Ю его привычно презирала, как и прочих украинских политиков. Но настоящей ненависти к Леониду Даниловичу, которая позже будет жечь ее душу и провоцировать на самые безрассудные поступки, еще не было. Они поднимались вместе, но по разным эскалаторам, и жизнь складывалась так, что Тимошенко редко задумывалась об этом своем земляке. Он не был героем ее романа. Меж тем задуматься стоило.
Леонид Кучма очень любил деньги. Рассказывают, что в 1955 году, сбежав из родного села Чайкино Черниговской области в Днепропетровск, юный Кучма первым делом стал интересоваться, в каком вузе студентам платят самую большую стипендию. Выяснилось, что на физико-техническом факультете университета. Туда и поступил. О том, как делать карьеру, сообразительный деревенский паренек знал без подсказчиков – комсомольская работа прокладывала самый прямой путь к успеху.
Способный к точным наукам, студент Кучма соединял в себе два похвальных качества: комсомольский задор и прилежание. Кроме того, он легко сходился с людьми. Рано начал пить, полюбив горилку с деревенским салом в веселых комсомольских компаниях и пение под гитару. Но и в компаниях он не забывал о главной своей страсти. Кучма быстро выучился преферансу и вскоре стал отличным игроком. Бессонными ночами в табачном дыму студенческого общежития расчетливый картежник с внешностью деревенского простака укреплял свое финансовое благосостояние. Между прочим, он серьезно рисковал: игра на деньги в стране не поощрялась. Могли выгнать из комсомола, из университета, а то и посадить.
В чем-то у них с Тимошенко схожие судьбы. Оба – азартные игроки. Но Леонид Данилович принадлежал к другому, старшему поколению, для которого левые доходы исчерпывались карточными выигрышами или, к примеру, воровством на родном предприятии. Это были разные игры.
Она встретила принца из номенклатурной семьи. Он женился на дочери солидного чиновника из Днепропетровского обкома партии. И тут карьера бывшего комсомольского лидера резко пошла вверх. Секретарь парткома «Южмаша» на самом исходе брежневской эпохи стал первым заместителем генерального конструктора. Именно в таких, как он, приехавший в 1986 году в Днепропетровск Горбачев увидел свою надежду и опору – преданного делу современного руководителя среднего звена. Одного из тех, кто придет на смену замшелым брежневским партократам. Познакомившись с Кучмой, молодой генсек неожиданно назначил его директором ракетного гиганта.
О Кучме в те годы говорили разное. Уважали как специалиста. Боялись его грубости и авторитарных замашек. У него была довольно противоречивая репутация: для классического самодура слишком хитер, для пьющего номенклатурщика – слишком хорошо разбирался в деле. На первый взгляд, Леонид Данилович был нормальным советским циником – на людях произносил нужные речи, над которыми сам же и посмеивался в курилке. В газетах читал исключительно последние полосы – юмор и спорт. А еще был страстным болельщиком – благодаря поддержке завода местная футбольная команда «Днепр» из второстепенного клуба выросла до первоклассного, став двукратным чемпионом Украины.
Перестроечные разоблачения и дискуссии о прошлом и будущем страны новый директор воспринимал хладнокровно: «Я не политик, я – ракетчик». Член ЦК компартии Украины, он не перекрашивался в демократа, ему это было просто не нужно. И в независимой Украине Кучма остался самим собой: директором завода. Властным, жестким, искушенным патриотом родного производства. А это востребовано при любом режиме.
Как депутат Верховной рады, а затем глава правительства при Кравчуке он представлял во власти директорское лобби. Плоть от плоти этой уникальной советской человеческой общности, он выражал самые характерные ее черты: здравомыслие и жесткость, умение договариваться с людьми и невоспитанность, мастерство интриги и брутальную прямоту.
Его победа на президентских выборах в 1994 году означала, что на Украине началась эпоха крепких хозяйственников. Эйфория по поводу свободы, обретенной три года назад, прошла, обернувшись мутным похмельем. Собственно, все было как в России: катастрофическое падение уровня жизни, ностальгия по стабильным имперским временам, страх перед будущим. С той лишь разницей, что Россия «свои» земли растеряла, а Украина все никак не могла осознать себя самостоятельным государством. Часть населения, преимущественно на юге и востоке, считала эксперимент с независимостью неудавшимся и тосковала по СССР. Другая часть, на Западе и в Киеве, считала эти разговоры предательскими. Однако недовольны жизнью были все – и русские, и украинцы. Вина возлагалась на бездарную власть в лице первого президента Леонида Кравчука.
Как и положено, Кучма провел предвыборную кампанию, щедро осыпая упреками действующего главу государства. Но этого ему едва ли хватило бы для победы. Победу обеспечивал точно найденный образ кандидата – неказистого с виду и неречистого директора завода, радеющего о людях и знающего, как спасти падающую экономику. Для страны, где останавливалось производство и десятки тысяч граждан маялись от безработицы, его пиарщики придумали великолепный слоган: «При Кучме твой завод заработает!»
Ракетчик оказался политиком.
Что же касалось идеологии, то в расколотой Украине трудно было угодить всем – и сторонникам самостийности на западе, и «предателям» в Крыму или Донецке. От кандидата и его команды требовалась работа довольно тонкая. Следовало так обнадежить русских, чтобы украинцы не заподозрили его самого в предательстве. Следовало так приободрить украинцев, чтобы русские не сочли его националистом. Он и тут нашел нужные слова, поскольку еще в комсомольские годы научился пороть любую идеологическую чушь, лишь бы слушателям нравилось. Опыт был бесценен.
На востоке Украины он клялся в вечной дружбе с Россией, обещал сделать русский язык вторым государственным и охотно делился теплыми воспоминаниями о советской жизни, но не переходя грани, за которой начинались разговоры о восстановлении СССР. А в Киеве очень убедительно рассуждал о том, что подлинная свобода начинается там, где работают заводы, растут объемы производства, крепнет промышленность и граждане богатеют.
Впрочем, как прекрасно знал Кучма, исход любых выборов в конечном счете решают деньги.