Ледовая армия
Шрифт:
Фур-Фур умолк.
— Курда! — гоготнул один из игроков, выложив карты. — Сделано!
— Оледенел ты сегодня, — буркнул ему сосед, откинулся от стола. — Не буду больше играть. Надоел.
— Мастерство на морозе не стынет, — подмигнул ему победитель.
Общая каюта вновь изменилась, будто и не трещал от напряжения воздух. Я поднялся на ноги и пошел к выходу. Вывалившись в коридор, прижался спиной к двери и похлопал в ладоши. Тихонько-тихонько. Энекен, что ж ты делаешь со мною.
Но эта поддержка доброго толстяка грела душу
Когда вечером с баржи вернулся Фарри, уставший, но счастливый, я уже отужинав, валялся на своей койке.
— Привет, Эд! — сказал он, ворвавшись. Сбросил парку, повесил ее на крюк. Деловито переоделся. Я наблюдал за ним, пытаясь разглядеть в бормочущем парнишке того холодного ночного злодея. Однако первым, что вырвалось у меня, было:
— Я правда стал твоим ручным зверьком?
Он застыл, с недоуменной улыбкой повернулся ко мне.
— Ох ты ж льдинки-ботинки… Откуда эдакая дивность?!
— Так говорят.
— Кто?
— Это важно?
— Да.
Мне показалось, что если назову имя, то слова Фур-Фура про крысу окажутся правдой. Но… Фарри — мой друг, а этот камнесос… Почему такие сомнения в душе? Из-за отрезанного пальца?
— Просто так говорят, — пожал плечами я.
— Так скажи кто — и перестанут. С разговоров все начинается.
— Не скажу.
— Сам узнаю. Ан Шураны опять? Я думал, что угомонил их.
— А как ты их угомонил? И за что?
— За языки. Много болтали. Пришлось поговорить с ними прямо.
— Ты сам говорил?
Фарри расплылся в улыбке:
— Эд! Что с тобой?
Он сел на койку рядом.
— Мы же для всех дети, Эд. Кто отнесется к нам серьезно? Что может знать этот молодой помет? — будто передразнил он кого-то. — Если хочешь, чтобы все эти взрослые, сильные, а иногда и опасные люди относились к тебе с уважением — не говори сам. За тебя говорить должны те люди, которые уже уважают тебя. Которые верят тебе. Которых придется уважать тем, с кем они решили пообщаться. Я понял это, когда возился с лотереей в Барроухельме. Тебе нужны чужие кулаки, чтобы достучаться до других людей. Особенно когда твои, — он поднял руки, — еще недостаточно крепки.
Фарри шмыгнул носом, глядя на свои ладони.
— Я ведь не воин. Не мудрец. Не шаман. Всего лишь беглый воришка, бывший раб Собирателей, бывший цирковой. Я даже не эмпат, Эд. Никто.
В коридоре кто-то громко засмеялся, проходя мимо. Прозвучало так, словно незнакомцы хохотали над словами Фарри.
— Даже компас попал ко мне случайно.
— Как и ко мне, — промолвил я.
Фарри повернулся ко мне, хитро прищурился:
— Так что, чтобы такой никто, как я, мог идти к своей цели, ему нужны те, кто уже кто-то, понимаешь? Кто воин, шаман, эмпат. Один я ничего сделать не могу. Нет во мне талантов. Мне помогают те, у кого они есть.
— Торос и Буран?
«И те люди, на барже…»
— Они тоже, — кивнул Фарри, неопределенно махнул рукой. — Стоят, мрачно смотрят, люди сразу серьезнее относятся. Это невероятно полезно при первом знакомстве с кем-то. Вот только в таких разговорах, как с ан Шуранами, нужны другие люди. Доходчивые. Мне помог Сабля. Он очень много мне помогал. Как в Барроухельме с лотереей, так и тут. Он научил меня услугам.
— Услугам? — эхом повторил я.
— Ты помогаешь человеку. Сам. А потом просишь о небольшой услуге, и если он ее оказывает, то когда ему вновь требуется помощь, ты опять приходишь на выручку, и в следующий раз можешь попросить больше. Одно за одним. Одно за одним. Так многое можно сделать, Эд. Главное внимательно смотреть по сторонам. И тогда даже никто может изменить все.
— А если человек откажется помогать тебе?
— Тогда его нужно наказать, — от Фарри повеяло непривычным холодом. — Так, чтобы знали все.
Я напрягся, но постарался сохранить непринужденный вид.
— Ты так делал?
Он помолчал недолго, прищурился, изучая меня и коротко кивнул:
— Да.
«Он не врет тебе. Скажи ему, что ты видел. Скажи ему, что ты был рядом, когда карали Скольдена. Спроси его!»
— Так, хватит, — Фарри сбросил с себя серьезность. — Кушать-кушать хочу. Значит, ан Шураны?
— Нет, — не улыбнулся я.
Фарри хитро посмотрел на меня:
— Я ведь сам узнаю, Эд. Когда ты можешь что-то решать для простых людей — у тебя накапливается много возможностей.
— И если они не делают то, что ты хочешь — ты режешь им пальцы?
Фарри моргнул, опешив, напрягся:
— Откуда ты… Что за представление ты мне сейчас устраиваешь?
— Я слышал, как вы говорили со Скольденом. Хотел понять, насколько глубоко ты увяз, друг. Боялся, что ты меня обманешь.
Он поник, отвернулся.
— Глубоко увяз, Эд. Без радости, поверь мне. Но какой выбор, а? Вот только что тебе говорил… Быть героем — добрым и милосердным — очень хочется, но жизнь, льдинки-ботинки, одна, а этот способ работает. Если бы у меня была вторая попытка, я бы попробовал иначе.
— Понимаю…
— Вряд ли, — вскинулся он. — Вряд ли понимаешь. У меня нет права на ошибку, нет права поручить что-то кому-то еще, потому что тогда все к драной матери может развалиться. Все вокруг люди.
— Как и ты…
— Да, как и я. Но я готов поступиться собой ради плана. Ладно, все. Хватит. Пойду поем.
Мне было больно за него. И потому я не удержался и сказал ему вдогонку.
— Ты не никто, Фарри.
Слова настигли его у двери. Он обернулся, на лицо упал свет от дрожащего на потолке шаманского фонаря.
— Ты — руководитель экспедиции, — ободряюще улыбнулся ему я.
Он грустно хмыкнул и вышел.
«Ты опять забыл поговорить о Черном Капитане?»