Ледовая книга (Арктический дневник)
Шрифт:
Айсберг со всех сторон разный. Когда ледяная гора уже осталась за кормой "Кооперации", когда на фоне ее белой стены уже заалел наш вымпел, она оказалась похожей на замок с башнями, фортами, службами и с необъятным крепостным рвом вокруг - океаном. Все эти постройки покоятся на большом подводном плацдарме, через который, взметая брызги, перекатываются волны.
Вечернее освещение. Заходящее солнце. Серо-стальная вода. И сверкание удаляющегося айсберга, краски которого так чисты и прозрачны, что сердце начинает биться быстрее.
15 декабря 1957
Разговаривал вчера с капитаном. Возможно, что "Кооперация" прибудет в Мирный еще 21 декабря. Ее сразу начнут разгружать. "Кооперации"
Моим первоначальным намерением было тотчас вернуться с "Кооперацией" в Александрию. Но вчера, а также нынешней ночью и утром меня одолевали тяжелые сомнения. Как мне поступить? Проплыть одиннадцать тысяч миль и прожить в море пятьдесят дней с тем, чтобы пробыть в Мирном, в который я наверняка больше никогда не попаду, лишь несколько дней, - это не решение. А если и решение, так легковесное, туристское. Руководство экспедиции согласно, чтобы я задержался в Мирном до возвращения "Кооперации" из Александрии. Отплыв с первым рейсом, я вернулся бы в Эстонию в феврале, отплыв со вторым, попал бы туда в начале мая. Во мне уже созрело убеждение, что мне ничего больше не остается, как задержаться в Мирном. Пишу эти строки с весьма тяжелым сердцем и смешанными чувствами. Я уже очень стосковался по Эстонии, по островам, по домашнему теплу, по своей комнате, в которой достаточно места, чтобы во время раздумья расхаживать из угла в угол, и которая не качается и не трясется без конца. Пока что во мне еще идет изнурительное сражение между рассудком и сердцем. Все зависит от того, на какую чашу весов лягут слова "я должен". Речь идет о трех месяцах жизни в мертвых льдах Антарктики.
Что говорит против этого?
1. На кой черт тебе тратить три месяца жизни на антарктический лед, до которого тебе никогда не было и через год-другой опять не будет никакого дела?
2. Ты не научный работник и не очень-то разбираешься в тех задачах, которые стоят перед нашими исследователями.
3. И после этих трех месяцев Антарктика останется для тебя такой же terra incognita [1] какой и была.
1 Неведомая земля [лат.)
4. Ты выехал прежде всего затем, чтобы пожить на большом корабле и повидать моря да океаны. Ты видал их и видишь, причем посматриваешь порой на них тем же взглядом, каким арестант смотрит на надзирателя. Антарктика - тот же океан, океан вечных льдов, тот же тюремный надзиратель.
5. В Эстонии тебя ждут дорогие тебе люди. Там, используя выражение Минни Нурме, твои "земные корни". Не оборвутся ли они, не померзнут ли? Там твое рабочее место. Там кафе "Москва" со своей музыкой, с хорошим коньяком и разговорами, что вертятся вокруг вопросов культуры, личной жизни твоих знакомых (для писателя это бесконечно важная область знаний) и прочего.
6. Не боишься ли ты, что твоя задержка в Антарктике будет истолкована кое-кем как бегство от жгучих жизненных проблем и как увиливание от общественной работы?
7. Тот, кто добровольно едет в Антарктику, не вынуждаемый к этому ни профессией, ни образованием, тот человек слегка рехнувшийся (будь маршрут в десять раз короче, и то многие наши писатели пришли бы к такому же выводу), а тот, кто добровольно там остается, несмотря на возможность уехать, просто набитый дурак.
8. Еще сто с лишним самых убедительных аргументов.
Что говорит за то, чтобы задержаться в Антарктике?
1. Надо повидать, что же там такое делается, и понять это.
2. В Александрию не обязательно ехать через Мирный, есть более короткие и простые пути.
3. У меня девяносто шансов из ста, что мне удастся полетать на самолете над антарктическим материком (в том случае, если я там останусь), и десять шансов из ста, что меня возьмут на тракторный поезд, который направляется в глубь Антарктического материка.
4. Что бы там ни произошло, это не обойдется без участия тех людей, с которыми я нахожусь вместе уже полтора месяца, но которых еще не видел в деле.
5. Десятки более достойных и хороших людей, чем я, пускались в более тяжелые, маршруты, не раздумывая перед этим по нескольку часов над тем, легко это или трудно. Надо остаться.
Все. Это дело решенное.
Уже который день пытаюсь начать второе действие пьесы. И все никак не удается. В голову лезут другие идеи, связанные с кораблями и с морем, мысли меняют направление и окраску. Сегодня ценой отчаянного напряжения удалось написать одну сцену.
Над океаном низкий молочный туман. В нескольких десятках метров уже никакой видимости. Долго следил на капитанском мостике за экраном радиолокатора: океан впереди чистый - ни одного айсберга. Идет мелкий снег.
В полдень сирена "Кооперации" вдруг начала подавать короткие гудки. Учебная пожарная тревога. Через палубу, затянутую туманом, побежали на корму, к месту "пожара", члены команды в пробковых поясах. Настроение же было подлинно тревожным - наверно, из-за тумана.
16 декабря 1957
Пытался писать пьесу. Ничего не выходит. За полдня - две реплики, и те не удовлетворяют. Вечером упрячу рукопись на самое дно чемодана. Может быть, как-нибудь в Антарктике, когда забушует пурга, я снова ее достану, а может быть, и нет. Жаль, что не сумел кончить второго действия еще в океане. Но еще не факт, что и Таллине я смог бы кончить за это время пьесу. У меня остается два действия на обратный путь, на океан. Надеюсь, что к тому времени я освобожусь от этого внутреннего возбуждения, вызванного сейчас океаном, близостью льдов и Антарктического материка, вызванного холодным дыханием, обдающим нас с юга, с правого борта. И наконец, насколько мне известно, никто еще не писал пьес между 60-м и 70-м градусами южной широты.
Сегодня в полдень нашими координатами были 61ь36' южной широты и 57ь33' восточной долготы. День у нас начинается на час раньше, чем в Москве. Ночи уже очень светлые, но какие-то не такие, как в Северной Атлантике. Температура воздуха около нуля, воды 0,6 градуса выше нуля.
В книге Бэрда впервые встретил выражение "приплод барьера". Сегодня в океане уже много льда.
Горизонт покрыт зубчатыми конусами, кубами и полушариями маленьких айсбергов. Эти холмы всевозможной формы, мимо которых мы все время проплываем и которые делают линию курса "Кооперации" ломаной, кажутся детьми больших айсбергов, а большие айсберги - детьми ледников и ледяных барьеров. "Приплод" - в самом деле верное и точное слово. С каждым часом все больше и больше льда, не обычного льда, а одиноких айсбергов или их осколков. Многие из них низкие - всего в метр-другой высоты, они доживают последние дни. Вода на несколько метров вокруг них прозрачно-синяя и на вид теплая. Видели небольшой, диаметром в три-четыре метра, ледяной островок, источенный снизу водой. Он был похож на рыжик, выросший в синей траве.