Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
— Свяжитесь с «Оймяконом»… и «Робертом Эйхе», — сказал радисту Дугин, — и сообщите им о нашем решении. Радиограмму в пароходство я составлю попозже, а пока дайте карту погоды.
На Дикуна, чей красный от сурика и ржавчины лик напоминал маску устрашающего тибетского демона, он не обратил внимания.
— Нашелся! — облизывая запекшиеся губы, с превеликим трудом вымолвил Дикун, — в баковом лазе сидит. Ногу, понимаете, опять свихнул, а высота там дай боже, с трехэтажный дом, вот ему и не выбраться… Такое дело.
— Позовите боцмана, Вадим Васильевич, — Дугин застонал как от зубной
— Та я виноват, Константин Алексеевич! — Дикун опустил голову и обреченно махнул рукой. — С меня и спрос. А Геня, он чего? «SOS» выстукивал пассатижами, чудак! Разве кто услышит?..
— Вы? — без удивления спросил капитан, только теперь разглядевший неподражаемое лицо и перепачканную одежду третьего механика. — Сперва сходите умойтесь. Такую разукрашенную рожу как-то не очень сподручно бить, — рука Дугина непроизвольно сжалась в кулак.
Но каким-то шестым чувством Дикун догадался, что гроза чудом миновала.
— Отставить связь! — выйдя на площадку, Дугин заглянул в иллюминатор радиорубки. — Все отставить, кроме карты погоды! Чего вы носитесь с вашим «червем»? — вспылил он, натыкаясь на четвертого помощника. — Не вертитесь под ногами и вообще ничего не делайте без приказа. Хватит с меня инициативников! — вырвав флажок, засунул его в гнездо, взял мегафон и выбежал на площадку — проследить за спасательной операцией.
Геню вытащили с помощью шкертов, которые боцман ловко завязал двойными беседочными узлами, бережно уложили на носилки и отнесли в медсанчасть, где Аурика спешно готовила портативную рентгеноустановку.
— Перелома, кажется, нет, — не слишком уверенно объявила она, разглядывая на свет мокрый, не профессионально сделанный снимок. — На всякий случай пусть полежит недельки две в полном покое.
— Так долго? — удивился старпом.
— Наверное, у него сильное растяжение, Вадим Васильевич, — объяснила Аурика. — Сухожилия очень медленно восстанавливаются. Так считают авторитеты.
— Ну, если авторитеты, тогда конечно. Против них не упрыгнешь, — старпом напрасно расточал запасы иронии. Аурика все принимала всерьез.
— Болит? — наклонилась над все еще бледным от пережитого волнения Геней.
— Побаливает, — признался Геня. — Когда не шевелишься, то не очень.
— А вы его, гада, витаминчиками, — пошутил Беляй.
— Попробуем УВЧ.
— У вас разве есть? — удивился старпом.
— У нас все есть, — категорично отрезала Аурика. — Но вы правы, витамины при таком астеническом сложении тоже не повредят.
— Тогда я окончательно пас, — старпом поднял руки и дал задний ход. — Поправляйся, Геня, и не волнуй доктора.
— Две недели?! — возмутился Константин Алексеевич, выслушав доклад Беляя. — Только этого не хватало! Мне токарь может потребоваться уже сегодня. Скажите боцману, чтобы приспособили кресло какое-нибудь или что-то вроде. Думаю, ничего не случится, если этот штукарь часок-другой проведет у станка?
— О чем разговор? Ему лишь бы на ногу не опираться… Только зря вы его штукарем обзываете, Константин Алексеевич. Геня парень тихий и работящий.
— Знаем мы этих тихонь, — проворчал Дугин. — Нечего было слушаться Дикуна,
— Даже ананасный.
— Скажите артельщику, чтоб отнес несколько банок в медчасть. А вообще я сам туда заскочу. Хочу с докторессой нашей крупно побеседовать. Ни черта девка не понимает. Зачем, спрашивается, перевязку сделала? Пароход все-таки не санаторий. Гипсом надо залить, спокойнее будет. Как считаете?
— Вполне согласен, Константин Алексеевич. Вдруг действительно на станке придется поработать… Да и шторм на носу. Может так шваркнуть…
— Вот и я о том же. Как не крути, а судовой врач в первую голову должен быть моряком. Мужик мне нужен на этой роли, Вадим Васильевич. Неужели у Петрова хорошего мужика не нашлось? Удружил, нечего сказать.
На этом инцидент с Геней был исчерпан. Предстояла веселая ночка, и капитану хотелось хоть немного поспать. Всех дел не переделаешь, а на рандеву с Богдановым следовало явиться в лучшем виде. Тем более, что первый помощник все равно снимет стружку с виноватых и правых. Хорошо хоть радиограммы в эфир не пошли, и теплоход ни на йоту не отклонился от рассчитанного курса. Что и говорить, вовремя Геня нашелся, хоть за то спасибо!
СУХОГРУЗ «ОЙМЯКОН»
Береговые станции, обслуживающие квадрат, где находился «Оймякон», послали сигнал безопасности. Вслед за троекратно повторенной группой «ТТТ» в эфир полетело штормовое предупреждение, переданное, как обычно, на международных частотах бедствия. Синоптическая служба предсказывала волнение восемь баллов. Расхождения с последним прогнозом получились весомыми, можно даже сказать, роковыми.
— Хоть на балл больше, — грустно пошутил Богданов, прочитав сводку, — зато на два часа скорее. Плевать, все равно перед смертью не надышишься. Выдюжим!
Радист не оценил юмора и не проникся оптимизмом. Он слишком хорошо знал море, чтобы не видеть различия между волной в семь и восемь баллов. С восьмибалльной волной, да еще усиленной ветром, сухогрузу не совладать. Даже на буксире у «Роберта Эйхе». Все диаграммы буксировки, заранее рассчитанные для различных вариантов, можно было спокойно отправить в утилизатор. Равно как и стальной трос, подогнанный в мехмастерских под длину ожидаемой штормовой волны. В течение считанных часов, оставшихся до подхода «Лермонтова», Олегу Петровичу предстояло решить беспощадную дилемму: либо пересадить экипаж на чужое судно, либо все же попытаться спасти «Оймякон». Оценить последствия буксировки не представляло труда. Направление ветра и волн в море обычно совпадает. Поэтому, если буксировщик возьмет насупротив, его неизбежно собьет носом под ветер, и легко догадаться, что произойдет с ведомым пароходом, когда лопнет, не выдержав динамических усилий, трос. Это один вариант, самый очевидный. Но можно пойти и по волне, чтобы поскорее выскочить из опасной зоны. В этом случае судно, как бы подгоняемое сзади, начнет рыскать, вилять кормой, обнажая руль и винты. Кое-какие шансы тут, конечно, есть, хотя настоящий моряк на многое пойдет, только бы не видеть бешеного вращения лопастей, взлетевших в непривычную воздушную стихию.