Ледовый десант
Шрифт:
— Он что, балагур? — спросил Михалюта.
— Не нравятся мне такие герои на словах. Зачем бить себя в грудь? Ты покажи себя в деле.
— Может, когда-нибудь и заносило хлопца, как сани на скользкой дороге, — возразил Михалюта. — Стоит ли вспоминать об этом? Он же доброволец. Шутки шутками, но давайте без упреков.
— Я поделился сомнениями, и только.
— Не обижайтесь. Я просто предупреждаю, потому что и полковник не любит, когда его подчиненные ссорятся между собой.
— Чего мне обижаться? Уже хорошо то, что вы откровенный. — Скуластое лицо Нудьги расплылось
— С августа сорок первого.
— А я с июня сорок первого. Еще до войны с ним встретились на заставе, — с гордостью ответил Нудьга. — Думал, что он узнает меня, когда стояли в строю. Да нас почти три сотни человек, а он один.
— Сам бы подошел, как капитан Доминго.
— Подойду как-нибудь. У меня с товарищем полковником были дела стратегического значения.
— Может, вы и полковника Шаблия знаете?..
— А кто же его из наших не знает? — удивился Нудьга. — Приезжал незадолго до войны на заставу вместе с полковником Веденским… А в сентябре выводил людей из окружения. Я был с полковником в одной атаке…
3
Илья Гаврилович все же узнал сержанта Нудьгу и подошел к нему первым.
— И вы здесь?
— Так точно! И сержант Нудьга здесь, товарищ полковник!
— Как ваши «ведра»? Послужили охране границы? — засмеялся Илья Гаврилович.
— Так точно! Послужили!
Веденский задумчиво посмотрел на сержанта. Ему вспомнились дни, когда он вместе с Шаблием инспектировал заставы.
…Застыли в строю пограничники. Взоры бойцов устремлены на полковника Шаблия.
— Скрывать от вас не стану, да вы и сами видите, что на той стороне границы скапливаются грозовые тучи, — Семен Кондратьевич прошелся перед строем и продолжил. — Люди вы уже обстрелянные, бывали в разных переделках, и мне нет необходимости еще раз напоминать, что в случае нападения врага вам первым придется схватиться с ним. Думайте, ищите выход даже в безвыходном положении. Выжимайте из своего оружия все, на что оно способно… И еще одно: народ верит в вас. Помните: в ваших руках судьба Родины. Прочувствуйте это сердцем, и тогда никакой враг не будет вам страшен…
Веденский стоял перед шеренгой пограничников и разглядывал бойцов. Лица у всех сосредоточены, взгляды прищурены — в глаза светило красное солнце, висевшее над горизонтом по ту сторону границы. Он оглянулся. На западном берегу реки — другое государство. Оттуда в любой час мог напасть враг — в прибрежных рощах и перелесках стоят замаскированные танки, тягачи, крупнокалиберная артиллерия.
За годы службы в армии Веденскому довелось побывать на многих участках границы. И всюду солнце было разным. В Белоруссии оно мягкое, ласковое, как багряная золотая осень в родной среднерусской полосе. На Камчатке солнце было низкое и холодное, как и замерзшее вокруг море. В Туркестане — ослепительное, висящее над самой головой.
Да, везде солнце было разным. И везде — одно и то же. Оно — единственное светило, что дает Земле жизнь. И согревает оно не только родную
До сих пор Веденский как-то не задумывался над этим. А вот теперь, обернувшись на запад, куда смотрели пограничники, он впервые понял, ощутил, что солнце одно для всех народов. Одно для всех. И планета Земля не такая уж и большая…
Уже раздалась команда: «Вольно! Разойдись!» — а Веденский все еще стоял под впечатлением своих дум о солнце.
— Товарищ полковник! — к нему подошел плотный, подтянутый пограничник. Грудь колесом, зеленая фуражка сбита немного набок. — Сержант Нудьга! Хочу посоветоваться с вами.
— Слушаю вас, — негромко сказал Веденский.
— Хотя наши и пишут в газетах, что войны не будет, но, как сказал сейчас товарищ полковник, в случае чего первыми фашистов придется встречать нам. И мы же будем виноваты, если пропустим их на восток. А ведь там скоро жатва, люди на заводах, на шахтах работают. Третью пятилетку выполняют… — Сержант оглянулся, понизил голос. — Начальник заставы не разрешает мне ставить противотанковые мины в местах возможного прохода вражеских танков.
— Противотанковые мины? — удивился Веденский.
Когда-то он был инициатором минирования многих участков границы, где могла пройти вражеская техника. Этих мин нужно было сотни тысяч. Но затраты оправдались бы. Веденский и кое-кто из высших командиров в Генеральном штабе считали, что на первых десятках километров от границы войска агрессора должны встретить заранее обученные диверсионные партизанские отряды. Еще в начале тридцатых годов он возглавил спецшколу в Харькове, учил командиров, начальников штабов и комиссаров будущих партизанских отрядов минно-подрывному делу, тактике партизанской войны. Но его замыслам не судилось осуществиться, определяющим стало иное мнение: «Сразу же после нападения агрессора война перебросится на территорию противника…»
— Откуда взялись у вас на заставе противотанковые мины? — спросил Илья Гаврилович.
— Я сам их смастерил. Тротила у нас полно, нашлись и ведра, металлические ящики из-под патронов к винтовкам. У меня уже есть двенадцать таких мин. Но начальник заставы не разрешает ставить, боится, что какая-нибудь корова наступит на них.
— Серьезная причина, — ответил Веденский, сдерживая улыбку.
— Не только я начиняю ведра тротилом. В Карпатах на одной заставе сам начальник увлекся минированием. Но случился скандал — на мину все-таки наступила корова.
— А вы прогоняйте пастухов подальше от пограничной полосы.
— Не по-людски это будет, не по-красноармейски. Политрук говорит, что мы не имеем права их прогонять. Ведь это же их земля.
В словах сержанта Веденский почувствовал правду. Действительно, если коровы начнут подрываться на минах, что скажут о пограничниках местные жители, год назад воссоединенные с Советской Украиной?..
— Но должны же пастухи понять, что это нужно для защиты границы, — сказал Веденский, будто спорил с кем-то. — Я поговорю с начальником заставы. Он предупредит чабанов через сельсовет, чтобы не подходили слишком близко к пограничной полосе…