Ледяная Леди
Шрифт:
– Не может быть, не может быть… Неужели она вернулась?
Добавлять маме забот и рассказывать об исключении Макса в эти дни мы не стали. Мы надеялись, что миссис Доррит не станет тревожить родителей сейчас, когда наша сестра еще не встает с постели, а вторая девочка так и не нашлась.
Мама с легкостью согласилась на предложение оставить Макса на несколько дней дома, чтобы поддержать Лили, взамен взяв с нас обещание отнести записку миссис Доррит. Стоит ли говорить, что записку мы спрятали и передавать не стали.
Время шло. Катринку искали, уже ни на что не надеясь. Мама винила себя. Ей казалось, что если бы она отправила детей домой сразу, когда выходила в сад, ничего бы не случилось. Миссис Морри, жена учителя, совсем отчаялась. Она все дни неподвижно стояла у окна, выглядывая Катринку, и, если
8
Навещая больную Лили и Юлию, непрекращающийся кашель которой вызывал у доктора серьезные опасения, мистер Квоу поведал историю, которая перевернула наши представления о Джибелоу как о приятном, безмятежном месте с ног на голову. Историю Ледяной Леди.
– Возможно, мне стоило рассказать вам об этом раньше, предупредить… Хотя бы тогда, когда я увидел у вас эту игру. Но что это могло изменить? Да и в Джибелоу уже так давно не исчезали дети… Ее не видели здесь уже девятнадцать лет… Кто бы мог подумать, что она вернется?
Доктор Квоу держал в руках дымящуюся чашку. Казалось, глаза его увлажнились, но может, виной всему был поднимающийся от кружки пар, который не давал нам точно разглядеть выражение его лица.
– Мне тогда было лет девять, чуть больше, чем Максиму. Но я помню все так, будто это происходило только вчера. В Джибелоу приехала дама, с девочкой. Миссис Фриджид. Прибыли они откуда-то издалека, никто толком не знал откуда. Дом у озера в то время только-только опустел: его прежние владельцы перебрались на юг, ближе к морю. Жена часто жаловалась на проблемы со здоровьем, и доктор посоветовал сменить климат. Так вот этот дом, Озерный Уголок, – тогда усадьба называлась именно так, в Укромный Уголок его переименовала как раз новая владелица – и перешел во владение миссис Фриджид. Мистера Фриджида никто никогда не видел. Полагали, что он оставил семью, но вполне возможно, что там случилось что-то нехорошее. По крайней мере, в свете последующих событий такие предположения высказывались. Приехали они поздним летом, но, несмотря на теплую погоду, за пределами усадьбы их видели очень редко. Да что там – даже в собственном саду они почти не появлялись. Все время проводили в доме. Только вечерами иногда гуляли вдоль берега, благо, участок их включал часть приозерной полосы. Знакомиться с кем-либо в Джибелоу миссис Фриджид не стала. Единственными людьми, которые имели доступ в дом, были две женщины из города: известная своим резким характером повариха Люси и полная ее противоположность – кроткая юная девушка, чье имя я теперь и не припомню. Забегая вперед, скажу, что обе они исчезли из наших мест сразу после окончания службы у миссис Фриджид. Нет-нет, ничего криминального, просто в один момент собрали вещи и уехали. Семей у обеих не было. Хотя нет, пожалуй, у Люси был взрослый сын, только к истории это никакого отношения не имеет.
Большая часть произошедшего в доме известна жителям Джибелоу как раз из уст поварихи, которая за словом в карман никогда не лезла и, несмотря на обещание, данное ей миссис Фриджид «не болтать лишнего», кое-что сообщала то одному, то другому. К слову, за это обещание обеим наемницам отдельно приплачивали к жалованью. И если девушка, занимавшаяся уборкой, его не нарушала, насколько мне известно, ни разу, то мадам Люси болтала направо и налево.
Так вот девочка, со слов поварихи, была такой же неразговорчивой и дикой, как и сама миссис Фриджид. За все время работы в Укромном Уголке наемницы не слышали от нее более двух слов в один день. Чем была вызвана такая молчаливость – недоверием, высокомерием, застенчивостью или чем-то еще – неизвестно, но назвать девочку неполноценной никак нельзя было, потому что со своей матерью она щебетала «как птичка». Мадам Люси неоднократно слышала ее смех и обрывки разговоров, когда заставала обитательниц Укромного Уголка врасплох. Обе они тут же умолкали, а миссис Фриджид устремляла на повариху пристальный вопросительный взгляд, который «прямо пробирал до костей». Стоит сказать, что глаза у миссис Фриджид были весьма необычные: такой холодный, почти прозрачный голубовато-васильковый цвет, разбавленный молоком. Сложно описать, но каждый кто встречался с ней взглядом, не мог отвести глаз и запоминал их навсегда. Если бы я увидел их вновь на совершенно другом лице, то несомненно узнал бы и сейчас.
– Да, это она, – ошеломленно пробормотала Жанна. – Я запомнила ее глаза. Только они не совсем васильковые, скорее небесно-голубые, почти прозрачные.
Доктор Квоу, казалось, не обратил на комментарий сестры ни малейшего внимания и продолжал свой рассказ:
– Конечно, о жительницах усадьбы и в городе, и в Джибелоу болтали разное, но все слухи оставались лишь слухами и спустя пару месяцев начали утихать и, возможно, вскоре сошли бы на нет, если бы не то, что произошло позже.
Где-то на исходе октября в дом начали съезжаться гости. Весьма разрозненная, стоит сказать, там собралась компания. Среди приехавших были и молодые, не обремененные семьей люди, и почтенные дамы в возрасте, и солидные джентльмены, и пары с детьми. В общей сложности около тридцати человек. Все они поселились в Укромном Уголке, где неплохо проводили время, переходя от столу к танцам, от танцев к играм и обратно. Шампанское, фейерверки и музыканты наполнили этот молчаливый дом оживлением и суматохой.
Прекратилось веселье так же внезапно, как и началось: спустя недели две друг за другом гости начали разъезжаться и к середине ноября там почти никого не осталось. Дольше всех в усадьбе гостила молоденькая девушка, по всей видимости, родственница хозяйки. После рождественских праздников с Укромным Уголком попрощалась и она. И все вновь вернулось на круги своя: тишина, покой и закрытость усадьбы от посетителей. Время шло. Юная обитательница Уголка подрастала, и летом миссис Фриджид стала подыскивать ей учительницу. Отдавать Лею в школу она не спешила.
В это время в усадьбу по соседству, вашу усадьбу, Береговую бухту…
– А почему она так называется, доктор Квоу? Наш дом ведь от озера довольно далеко находится, – от хрипловатого голоса Юлии я даже вздрогнула: настолько неожиданно прозвучал вопрос.
– О да, сейчас это кажется странным. Логичнее было бы дать такое название дому у озера. Но когда-то на месте вашего дома находилось жилище старого моряка, который по окончанию службы обосновался здесь. Это был очень давно, еще до моего рождения, но бабушка рассказывала мне о нем. Вероятно, он так скучал по морю, что решил увековечить свою любовь. А после уж название перешло и к новой усадьбе, построенной на месте старого домика после смерти моряка.
Так вот, о чем я… в Береговой бухте тоже появились новые жильцы. Дом, к слову, к тому моменту пустовал довольно давно: прежняя его владелица умерла здесь в преклонном возрасте, близких родственников у нее не нашлось, и, пока разыскивали наследников, прошло немало дней. Потом еще потребовалось некоторое время для оформления наследства и продажи дома, поскольку переезжать новые хозяева не планировали. И вот, как раз к лету, когда малышке Лее понадобился учитель, в доме появились жильцы. Новые хозяева приехали с двумя детьми: взрослой дочерью Анной, которая только-только окончила колледж, и младшей Вероникой, которая ни на минуту не расставалась с карандашом. Забегая вперед, скажу, что никто не ожидал, что между девочками из соседних домов зародится такая горячая дружба. Да только если что-то, кроме рисования, интересовало Веронику, то это была малышка Лея.
Подружились они не сразу. Сначала Анна стала ходить в Укромный Уголок, чтобы давать девочке уроки. Она неплохо знала языки, математику и литературу. И поначалу Лее этого оказалось достаточно. Музыке и танцам мать обучала девочку сама, а через некоторое время, узнав о страсти Вероники, в дом стали приглашать и ее, чтобы научить малышку рисовать. Вот так и получилось, что все свободное время они теперь проводили вдвоем, сидя в саду или на берегу озера с карандашами и альбомами.
– Так вот откуда взялись рисунки! – ошеломленно воскликнула Жанна. Я тоже тут же вспомнила о карандашных набросках, найденных нами на чердаке в первые недели пребывания в Джибелоу. Мы с Жанной переглянулись, без слов читая мысли друг друга: нужно разыскать их после и аккуратно рассмотреть.