Ледяная принцесса
Шрифт:
— А книжный рынок? Как они считают, будет ли интерес к книге такого плана?
Глаза Патрика светились, и Эрика радовалась его энтузиазму в отношении ее дел. Он знал, как много для нее значила эта книга и все, что с ней связано.
— Мы все уверены, что интерес будет. В США романы true crime [29] идут нарасхват. Самая известная писательница этого жанра — Анн Руле, ее книги продаются миллионными тиражами. А для Швеции это все довольно ново. Есть несколько книг подобного направления: например, та, что вышла пару лет назад, помнишь, где рассказывалось о враче и вскрытии, — но именно такой, как моя, еще не было. Как и Анн Руле, я хочу уделить большое внимание расследованию — голые факты, беседы со всеми участниками — и написать книгу о том, что случилось, настолько правдивую, насколько только можно.
29
Подлинное преступление (англ.)
— Ты считаешь, что семья Алекс согласится?
— Я не знаю. — Эрика накрутила прядь волос на палец. — Я действительно не знаю, но в любом случае спрошу, и если они не согласятся, то попробую как-нибудь это обойти. Мне очень помогло то, что они мне так много рассказали; сейчас я, конечно, немного побаиваюсь разговора с ними, но так или иначе я должна это сделать. Если книга будет хорошо продаваться, то, возможно, я продолжу писать об интересных расследованиях, так что мне к этому надо привыкать. И еще одна вещь: я думаю, что у людей есть потребность быть выслушанными, потребность рассказать кому-то свою историю — и у тех, и у других, и у жертв, и у преступников.
— Другими словами, ты хочешь сказать, что собираешься поговорить с Верой?
— Да, конечно. Я не имею ни малейшего понятия, согласится она или нет, но в любом случае попробую. Может быть, она захочет рассказать, может быть, нет. Но я не буду ее принуждать.
Эрика пожала плечами с деланным безразличием, но она знала, что книга очень много потеряет, если Вера не согласится. То, что она до сих пор написала, представляло собой скорее скелет, основу книги, а дальше ей надо было упорно работать и наращивать плоть на этих костях.
— А ты как?
Она немного развернулась на диване и положила ноги на колени Патрику, который понял намек и послушно начал массировать ее ступни.
— Как у тебя прошел день? Ты теперь герой в участке?
Судя по тяжелому вздоху Патрика, дело обстояло несколько иначе.
— Мелльберг не был бы Мелльбергом, если бы не присвоил всю славу себе. Он летал, как бумеранг, между комнатой для допросов и журналистами. Общаясь с прессой, каждую фразу Мелльберг начинал с местоимения, и ты, наверное, не очень удивишься, если я скажу, что это было местоимение «я». И для меня стало бы большим сюрпризом, если бы он хоть раз упомянул мое имя. Но какая разница, чье имя появится в газете? Я вчера арестовал убийцу, и мне этого вполне достаточно.
— Просто поразительно. Какое благородство. — Эрика игриво стукнула Патрика по плечу. — Признайся, ты бы, наверное, хотел стоять перед микрофоном на большой пресс-конференции, выпятив грудь колесом, и рассказывать, как гениально ухитрился вычислить убийцу.
— Не-а, с меня было бы достаточно небольшого упоминания обо мне в местной газете. Но сейчас все так, как оно есть. Мелльберг собирается присвоить себе всю честь и славу, и с этим, хоть на уши встань, ничего не поделаешь.
— А как ты думаешь, он получит свой перевод, о котором мечтает?
— Если бы только так. Нет, я подозреваю, начальство в Гётеборге очень устраивает то, что он сидит здесь. Так что, боюсь, нам придется с ним мыкаться, пока он не уйдет на пенсию, а до этого радостного дня еще очень и очень далеко.
— Бедный Патрик.
Она погладила его по волосам. Он воспринял это как сигнал к активным действиям, набросился на Эрику и подмял ее под себя на диване.
От вина ее тело отяжелело, она чувствовала, какой он теплый. Дыхание Патрика участилось, но у Эрики все еще имелось к нему несколько вопросов. Она заставила себя опять сесть и отпихнула Патрика обратно в его угол дивана.
— Но ты сейчас всем доволен? Тебя все устраивает? А исчезновение Нильса? Тебе не удалось больше ничего разузнать у Веры?
— Нет, она утверждает, что ничего об этом не знает. Увы, но я ей не верю. Я считаю, что у нее более серьезные причины защищать Андерса, чем боязнь публичной огласки того факта, что Нильс его изнасиловал. Думаю, она точно знает, что случилось с Нильсом, и старается сохранить эту тайну любой ценой. Но должен признаться: меня раздражает, что это лишь предположение. Люди не растворяются в воздухе, он где-то есть, и кто-то знает, где именно. Ну во всяком случае, у меня есть одна теория.
Он шаг за шагом воспроизвел для нее возможное развитие событий, еще раз припомнив обстоятельства, на которых базировалась его идея. Эрика почувствовала, как ее охватил холод, хотя в комнате было тепло. Это казалось невероятным и в то же время логичным. Она также понимала, что Патрик никогда не сможет доказать ничего из того, о чем ей рассказывал, и что, возможно, это не будет иметь никакого значения. Столько лет прошло, столько жизней уже исковеркано, и, думается, никому не пойдет на пользу, если будет разрушена еще одна.
— Я знаю, что это никогда ни к чему не приведет. Но я хочу знать правду. Я жил этим делом несколько недель, и мне нужна концовка.
— Но что ты будешь делать? Что ты вообще можешь в этом случае сделать?
Патрик вздохнул:
— Я просто-напросто немножко попрошу, чтобы мне ответили. Ведь обычно, когда человек хочет что-то узнать, он спрашивает, не так ли?
Эрика внимательно посмотрела на него:
— Я не знаю, насколько это блестящая идея, но ты, наверное, знаешь лучше.
— Да, я надеюсь. А можем мы оставить в покое смерть и трагедии на этот вечер и заняться наконец друг другом?
— Мне кажется, это блестящая мысль.
Он опять навалился на нее, и на этот раз Патрика уже никто не отпихивал.
Когда он вышел из дома, Эрика еще спала. У него не хватило духу будить ее, и он просто тихо поднялся, оделся и ушел. Он испытывал не только закономерный интерес, но и некоторую настороженность, договариваясь об этой встрече. Согласно выдвинутому ему условию, они должны встретиться в уединенном месте, и Патрик без труда решил эту проблему. Поэтому сейчас, ранним утром понедельника, он был уже на ногах и ехал в темноте в направлении Фьельбаки по почти пустынному шоссе. Он свернул возле таблички, на которой было написано «Ведде», и остановился на парковке чуть в стороне от дороги. Семь часов. Он приехал первым. Патрик ждал. Спустя десять минут еще одна машина свернула на парковку и остановилась рядом, водитель вышел, открыл пассажирскую дверь машины Патрика и сел в салон. Двигатель был на холостом ходу, чтобы работала печка, иначе бы они скоро замерзли.