Ледяное сердце Элленхейма
Шрифт:
Но Анса уже собирала свои вещи в мешок.
— Ты не можешь уйти! — возмутилась я. — Я так долго искала тебя! Ты же бежишь не просто так? Ты должна рассказать мне правду!
Колдунья надела овчинный полушубок.
— Я ничего тебе не должна, Кайса. Поверь мне — для всех будет лучше, если правду никто не узнает.
Она сказала то же самое, что говорил отец!
— Для всех? — переспросила я. — Даже для бедной Лотты? Каково тебе будет, если ее казнят? Казнят за преступление, которое совершил кто-то другой!
Мне показалось, что она на мгновение задумалась. Но решения своего не переменила.
— Не спрашивай меня ни о чём, девочка, — буркнула она и двинулась к дверям. Пусть всё идёт как идёт.
— Тебя запугал мой отец? — я попыталась преградить ей путь. — Если дело в этом, то я обещаю, что не скажу ему, что разговаривала с тобой. Он не будет знать, что я тебя видела.
— Дело не только в этом, — она покачала головой. — Правда иногда бывает слишком опасной. Куда опаснее, чем ложь. Подумай об этом нынешней ночью.
— О чём ты говоришь? Опасной для кого?
— Опасной для всех, девочка! Возможно, однажды ты эту правду узнаешь, и тогда ты поймешь, почему мы должны были ее скрыть. Ты уже не помнишь те времена, когда в нашей стране не было мира. Война несет ужас, Кайса, и если мы можем сделать так, чтобы она не случилась, то мы должны это сделать. И не заставляй меня говорить больше. Я и так сказала тебе то, чего не должна была говорить.
Она отстранила меня и открыла дверь. В дом сразу влетел холодный ветер с ворохом колючего снега.
Я не стала удерживать Ансу силой. Я слишком хорошо знала ее упрямство. Ее невозможно было заставить что-то сделать. Она всё равно не сказала бы мне ничего.
И она уже сказала мне достаточно, чтобы я всё поняла.
В смерти Вегарда была виновата одна из моих сестер!
Его величество застонал на кровати, и я метнулась туда. О сёстрах я подумаю потом. Сейчас мне нужно было помочь ему!
Его раны уже не кровоточили, и дыхание стало уже таким, что мне не нужно было склоняться к самому его лицу, чтобы его услышать. Но ему всё еще было плохо. Должно быть, его магия, от которой он невольно пострадал сам, была слишком сильной, чтобы он легко мог справиться с ее последствиями.
Я налила воды из чайника в кружку, остудила ее. Потом принесла с улицы снега. Эйнар полыхал от жара, и я смочила носовой платок и положила ему на лоб. Это помогло, но ненадолго.
Он метался по кровати, силясь что-то произнести в бреду. Я прислушалась и различила: «Не трожь ее!» Возможно, он снова и снова переживал недавнюю сцену. И я почувствовала себя еще более виноватой. Он пострадал из-за меня!
Нерландцам вообще не стоило приезжать в Терцию! Наша страна приносит им только дурное!
Его величество бил озноб, и я подкинула в печь дров. В доме было тепло, но этого было недостаточно, чтобы согреть Эйнара. И я сняла свою теплую шерстяную, отороченную мехом накидку и укрыла ею его.
На мгновение его глаза открылись, а губы что-то прошептали, но я не сумела разобрать, что.
Я вернулась к столу, съела сухарь, выпила воды. Треволнения этого дня серьезно вымотали меня. Мне хотелось спать, но я не могла позволить себе этого до тех пор, пока в печи горел огонь. Так я и клевала носом, сидя на топчане у стола, до тех пор, пока на лес не опустилась ночь.
Зажженная еще Ансой лучина догорела, и комната погрузилась в темноту. Я осторожно подошла ко кровати. Мне нужно было хотя бы немного отдохнуть, а пол был слишком холодным, чтобы на нём спать. Я подумала, что не будет ничего дурного в том, если мы с его величеством проведем эту ночь в одной постели. Об этом всё равно никто не узнает. Даже сам Эйнар.
Я легла на самом краешке, закрыла глаза. Но заснуть не удалось. Я слышала тяжелое дыхание Эйнара, чувствовала, как его тело сотрясала дрожь. Он всё еще не согрелся.
Я подвинулась к нему поближе, чтобы согреть его своим теплом, и мне показалось, что его дрожь чуть унялась. Теперь мы лежали под одной накидкой, и это ощущение близости с мужчиной, которое я никогда прежде не испытывала, напрочь прогнало сон.
Я прижималась спиной к его спине, чувствовала его тепло. И при этом я не испытывала никакой неловкости. Никогда прежде я не подпускала к себе никого на столь близкое расстояние. Я всегда воспринимала мужчин и брак как некую неприятную необходимость. Как нечто, через что женщина должна пройти, потому что так определено самой природой. Я никогда и ни в кого не была влюблена, хотя при дворе короля было немало мужчин, которые оказывали мне знаки внимания.
Я с детства знала, что должна выйти замуж за нерландца — границы между нашими странами до недавнего времени были закрыты, и такой брак, каким бы маловероятным он ни был, был единственным способом добраться до Элленхейма. Но когда прежде я думала об этом, это не имело никакого отношения к любви. Это был мой долг, моя обязанность.
И даже когда после прибытия нерландской делегации в Свеадорф я смотрела на принцев и выбирала того, кто из них мог бы стать моим мужем, я не думала о любви. Так почему же теперь мое сердце так стучало?
Я хотела, чтобы он очнулся и пришел в себя, но одновременно и боялась этого. Боялась, что он увидит в моем взгляде то, что я надумала себе после разговора с Ансой. То, что поставит между нами преграду, которую ни он, ни я не сможем преодолеть.
Я не заметила, как заснула. А проснулась я оттого, что почувствовала, как кто-то сжал мою руку. Я открыла глаза.
Уже светало. Эйнар уже не спал. Он смотрел на меня каким-то странным диковатым взглядом. А потом и вовсе сделал то, что лишило меня способности думать. Он меня поцеловал!