Ледяное сердце не болит
Шрифт:
Набрал домашний номер кинодиректора. Часы показывали полпервого ночи – время для звонков не самое подходящее. Но плевать на условности. Он разыскивает свою невесту. Невесту, попавшую в лапы маньяку.
На звонок долго не отвечали. Десять гудков. Двенадцать. Пятнадцать… Полуянов собрался держать трубку до последнего – пока телефонная станция не сбросит звонок. Или – пока ему не ответят.
Трубку сняли на восемнадцатом гудке. Недовольный, заспанный женский голос. Кажется, тот же, только сильно постаревший, что отвечал ему по этому телефону почти десять лет назад. А может, и нет. Может, ему просто
– Алло…
Дима подпустил в голос бархатистости:
– Добрый вечер, извините, ради бога, за столь поздний звонок, но не мог бы я поговорить с Георгием Воскресенским?
– Не могли бы! – яростно отрубила тетка.
– А когда его можно застать?
– Георгий Петрович скончался.
У Димы упало сердце.
– Как? Когда?.. – пролепетал он в трубку, однако там, на другом конце провода, уже оборвали соединение, и ответом Полуянову были одни лишь короткие гудки.
Все его догадки, все его построения были разрушены в пыль тремя короткими словами: «Георгий Петрович скончался».
– Майор Савельев?
– Ох, Полуянов, повезло тебе, что я сейчас на дежурстве!..
– А то – что?
– Ты на часы смотрел?
– Детское время, всего-то без двадцати час.
– Ты очень рисковал.
– Чем?
– Узнать все, что я о тебе думаю. О тебе и о твоих родственниках по материнской линии.
Несмотря на грозные слова, голос Савельева звучал на удивление расслабленно. Может, он успел недавно хватить пару-другую рюмок. А может, просто выдалось спокойное дежурство, и опер был рад скоротать время – поболтать с посторонним человеком.
– Знаешь, майор, а я ведь, как выяснилось, пустышку тянул с этим Воскресенским. Сначала так все ловко складывалось… А теперь, оказывается, Воскресенский умер.
– Я знаю.
– Знаешь? А почему мне не позвонил?
– А ты что, генерал, чтобы я тебе докладывался? – хохотнул опер.
– Жаль, что мы с тобой в одни ворота играем. Я тебе информацию сгружаю, а ты мне – нет.
– Ладно, не обижайся, крыспондент. – Поистине, Савельев был сегодня ночью настроен чрезвычайно благодушно. – Служба у нас такая. Тайна следствия и прочая туфта.
– А не знаешь, когда он умер? И от чего?
– Отчего ж не знать. Я всю его судьбину нелегкую знаю. – Опер на другом конце провода зашелестел бумажками. – В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом году гражданину Воскресенскому были предъявлены обвинения по двум статьям УК РФ: сто тридцать пятой – развратные действия в отношении несовершеннолетних и двести сорок второй – незаконное распространение порнографии. Мерой пресечения в отношении его было избрано заключение под стражу. Находясь в камере предварительного заключения, Воскресенский, на почве личных неприязненных отношений, совершил нападение на подследственного Яремкина Пэ Вэ. В результате полученных травм гражданин Яремкин скончался. Против Воскресенского возбудили еще и дело по «убойной» статье… В ноябре девяносто седьмого состоялся суд, который отмерил Воскресенскому десять лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Наказание он отбывал в исправительно-трудовом учреждении ОС-9/25. Два года назад там же, в ИТУ, скончался. Причина смерти –
«Боже мой, – пронеслось в голове Полуянова, – неужели я стал первопричиной страданий Воскресенского?.. О господи, как судьба взяла в оборот тихого директора киношколы… Тюрьма, убийство, суд, годы колонии…»
– Захоронен… – продолжал Савельев. – Ну, это неинтересно… Стало быть, вот как обстоят дела с твоим Воскресенским, товарищ крыспондент. Нету его больше на белом свете… А почему ты вдруг подумал, что это он маньяк-похититель?
– Понимаешь, я про него в девяносто седьмом году статью писал. Нелицеприятную. Про то, как он девочек из своей киношколы голенькими снимал, а потом ролики с ними в Интернете размещал. После этой публикации, выходит, его и арестовали. Вот я и подумал, что он мне мстит.
– Стало быть, ошибся ты, Полуянов.
– Но он так похож на видео!.. И так все сходилось!.. Я ведь, Савельев, только что у себя в блокноте тех времен нашел фамилию Бахарева Романа Ивановича. О нем мне тогда Воскресенский рассказывал. Бахарев в те годы работал в Москомимуществе, правильно?
– Да, имеются у меня такие сведения.
– А похищенная Бахарева – какая-то родственница Романа Ивановича?
– Дочка.
– Вот видишь! Вот у меня и возникла версия: Воскресенский сейчас мстит тем, кто его тогда, в девяносто седьмом, гнобил. Гнобил – по недомыслию, как я, или сознательно – как это делал, наверное, Бахарев… А чтобы нас наказать, он выбрал жертвами не нас самих, а наших близких…
– Да, брат, фантазируешь ты с размахом. По-журналистски. И все в твоих фантазиях сходится. За исключением одного. Вероятный фигурант давно лежит в могиле.
– Н-да… – протянул журналист. – А знаешь, майор, кто еще может быть его жертвой?
– Какая разница, кто. Все равно ясно, что маньяк не он.
Однако Дима вошел в раж. Слишком уж стройная версия выстроилась в его голове, и очень жаль было от нее отказываться.
– Я бы, – продолжил журналист, – на его месте отомстил кому-нибудь из руководителей компании «Ойленбург».
Дима ждал от опера скептического вопроса: «Почему?», однако сначала повисла пауза, а потом майор спросил слегка изменившимся голосом:
– Как? Как ты сказал? По буквам?
– Ой-лен-бург. А что?
Савельев снова ответил после изрядного молчания, и тон его совершенно изменился – стал стремительным и деловым. Все благодушие опера словно рукой сняло.
– Слушай, Полуянов, приехай сейчас ко мне в управление.
– Я? – удивился журналист. – Сейчас? А зачем?
– И захвати с собой все материалы, что у тебя имеются на этого Воскресенского, – не отвечая на вопрос, скомандовал опер.
– Да что случилось?
– Я тебе здесь, в управлении, поясню. Не по телефону.
– Нет. Скажи, в чем дело, или я не поеду, – заартачился журналист. – Ночь на дворе. Я спать хочу.
– Ну ладно, поясню. Только смотри: если будет утечка по этому делу в прессу, я тебе лично причинное место оторву.
– Не будет! Неужели ты еще не понял, майор: для меня сейчас Надя важна, а никакая не сенсация!..
– О'кей. Так вот, согласно оперативной сводке, сегодня вечером у своего дома на Патриарших прудах похищена Жанна Ойленбург, супруга президента компании «Ойленбург».