Ледяное сердце
Шрифт:
— Присаживайтесь, Хозяин сейчас придёт, — сказала служанка безразлично и быстро удалилась в боковую дверь.
Кайя присела на ближайший к лестнице стул, обитый коричневой кожей с золотым тиснением, и осмотрелась. Руки предательски дрожали и стали совсем холодными.
А что, если придёт и Дитамар?
От этой мысли делалось дурно, но ещё страшнее было видеть за этим столом Эйгера и его жуткую маску. Стул Хозяина стоял во главе стола, за ним располагался высокий камин с решёткой, украшенной танцующими журавлями. В простенках висели блюда
Айяаррская магия.
Наннэ говорила, что айяарры могут делать из камня даже ткани и кружева, и тогда она, конечно, в это не поверила. Кайя рассматривала часы — белое поле в сетке тончайших алых жилок, похожих на тонкие вены под кожей, обрамлённое большим тёмно-красным кругом с высеченными цифрами и знаками прайдов, по которому двигалась длинная золотая стрелка. А внизу качался золотой маятник в виде полумесяца, на котором сидела девочка.
— Нравится? — раздался голос Эйгера почти над ухом.
Кайя вздрогнула от неожиданности, вскочила и замерла, не в силах обернуться и посмотреть. Но Хозяин уже удалялся к своему месту, и его гулкие шаги по каменному полу стали слышны только теперь.
Как он подкрался так тихо?!
Она посмотрела украдкой ему в спину, краем глаза и увидела, как он порывистым движением сдёрнул серый плащ и бросил на лавку у камина. Эйгер был весь в чёрном, белой была только тонкая льняная рубашка, надетая под странный жилет из потёртой кожи с большим воротником.
— Ну, здравствуй, Кайя! — произнёс он негромко, оборачиваясь. — Чего же ты стоишь? Садись.
Она присела на краешек стула, совсем как послушница в Обители в ожидании проповеди от Настоятельницы, вцепилась пальцами в сиденье, чтобы унять дрожь, и стараясь даже мельком не увидеть его лица.
— Ты специально села так далеко, чтобы мне приходилось кричать на всю комнату? — в его голосе появились недовольные нотки.
Специально? Нет, конечно! Хотя, конечно, специально, лишь бы подальше…
— Чего же ты мне не отвечаешь?
— Нет, милорд.
— Тогда иди сюда, я не хочу, чтобы даже конюхи внизу слышали, о чём мы говорим. Садись ближе к свету, в середине, я хочу видеть твоё лицо.
О, боги!.. Помни, надо быть покладистой…
Она пересела туда, куда он указал рукой, едва справившись с тяжёлым стулом.
— Хорошо ли ты устроилась, Кайя?
Хорошо ли? Не считая безумного Дитамара, верёвки и подвала с крысами…
— Да, милорд, — выдохнула тихо.
— Твоя лихорадка? Вижу, что прошла. Как ты себя чувствуешь?
— Да, милорд. Хорошо, милорд.
Она слышала, как звякнул графин, Эйгер налил себе вина.
— И как тебе наш город? —
Своды зала дрогнули, повторяя его голос. Гарза появилась быстро, забрала кувшин со словами:
— Простите, эфе, перепутала кувшины.
— Ну, так как тебе наш город, Кайя? — спросил он снова, уже настойчивее.
Толпа озверевших горожан с криками: «…убить гадину!».
— Хороший город, милорд.
— И всё?
Ах, если бы она ещё успела его рассмотреть, пока Дитамар тащил её за лошадью!
— Очень красивый город, милорд.
— Правда? Хм. Я вижу, ты ничего не ешь. Не вкусно? Или жёсткая куропатка?
— Нет, милорд.
— Что «нет милорд»? Вкусно или не жёсткая?
— Нет, милорд, все хорошо приготовлено.
— У тебя кроме слова «нет», «хорошо» и «милорд» ещё есть слова в запасе? Или ты по-человечески только с кустами говорить умеешь? — голос его стал раздражённым.
— Нет, милорд…
Сейчас он взбесится, ну скажи же что-нибудь, Кайя!
— …то есть да, милорд, есть слова, — она чувствовала, что сейчас разрыдается, страх подполз к горлу и сжал его, и она почти не могла говорить.
А какие нужны слова? О чём ей с ним говорить?!
И слов не нашлось.
Она не могла взять в руки нож и вилку, так они дрожали. Смотрела на поверхность каменного стола, по которому между блюд и бокалов разбегалась паутина узоров-жилок: охряных и цвета старой меди, малахитовых и янтарных. Что это за камень? Она скользила взглядом по этим жилкам и считала в уме повороты, чтобы только не разрыдаться. А ледяные пальцы так впились в резной стул, пытаясь унять дрожь, что Кайя их почти не чувствовала.
Даже в Обители, когда её наказывали, она не плакала.
Так почему его голос приводит её в такой ужас, что она готова заплакать в любую минуту?!
Она почти ненавидела себя за этот страх.
— Посмотри на меня, маленькая веда, — негромко произнёс Эйгер.
«Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать!», — в сотый раз повторяла она мысленно считалку, чтобы удержать дыхание в высшей точке, а вместе с ним и слезы. Но взгляд поднять не могла.
— …Посмотри на меня! — его голос раскатился снова, как гром под сводами обеденного зала.
Лучше бы он убил её сразу. Сердце билось где-то в горле, предательские слезинки скользнули из уголков глаз.
Она посмотрела ему в лицо. Но лица не было. Была маска, обрамлённая чёрными космами спутанных волос, падавших на плечи. Такая же, как на той пустоши в Ирмелине, когда он обещал отцу, что вырвет у неё сердце. Тёмная ткань, прорези для глаз, для ноздрей, для рта. Застёгнутый на все пуговицы жилет, чёрный шёлковый платок завязан под горло так, что совсем скрывает шею. А позади — широкая спинка стула, за которой пляшут языки пламени в камине, оставляя лицо Хозяина в тени. И шторы на окнах напротив него задёрнуты. Чтобы не разглядеть.