Ледяное сердце
Шрифт:
— Кевин Драммонд голубой, — сообщил Майло. — Не следует ли нам поговорить об этом?
— Вы хотите спросить, не бисексуален ли Гордон? Я не интересовалась этим, но меня не удивит ничего, что бы вы о нем ни сказали. Он из тех, кого в добрые старые времена называли мерзавцами. Очень хорошее слово. Жаль, что оно вышло из употребления. Это классический тип балованного ребенка, который хвастается и делает все, что взбредет ему в голову. Вы с его матерью встречались?
— Еще нет. Мартин улыбнулась.
— Вам необходимо это сделать. Особенно вам, профессор Делавэр. Это как раз по вашей специальности.
— Источник психопатологии? — спросил Майло. Мартин бросила на него долгий изумленный взгляд.
— Этой женщине неизвестны ни учтивость, ни здравомыслие. Каждый год во время благотворительного обеда она загоняет меня в угол и напоминает о том, сколько денег пожертвовал ее муж, после чего переходит к рассказу о необычайных совершенствах своего «малыша». Гордон демонстрирует свою претенциозность вполне непосредственно. Она же говорит о себе как о светской даме, но мне удалось узнать, что ее первый муж, отец Гордона, был пьяницей. Этот несостоявшийся агент по торговле недвижимостью получил срок за мошенничество. Он и брат Гордона погибли при пожаре, когда Гордон был еще маленьким, а через несколько лет мать нашла ему нового папочку с деньгами. — Майло писал в своем блокноте. — Ну вот, я немного просветила вас. Но я устала, и если это все…
— Если у вас есть образец литературного творчества Шулля, это помогло бы нам.
— В моем кабинете. Я получила его последний годовой доклад-самовосхваление. Подобные доклады о проделанной работе и о дальнейших планах обязаны представлять все преподаватели. Для Гордона это пустая формальность, поскольку мы оба знаем, что должность обеспечена ему пожизненно.
— Возможно, нет, — заметил Майло.
— Как приятно это звучит. Завтра я приду на работу рано утром и сразу же отправлю вам этот доклад с курьером.
Мартин проводила нас до двери, где Майло поблагодарил ее.
— Я сделала это с удовольствием, — ответила она. — В самом деле… если подумать, то, что Гордон — убийца, не вызывает у меня большого удивления.
— Почему же, мадам?
— Такое неискреннее и мелкое существо способно на все.
42
Ночь для Петры выдалась удачная.
Воздух был чист. Небо стало темно-малиновым там, где неоновые огни Голливуда не превращали его в серое. А Гордона Шулля хорошо знали в клубах, притонах и нетрадиционных книжных магазинах.
Воспоминания страдающего от похмелья бармена из «Скру», омерзительного заведения в Вермонте, посещаемого одними подонками, были типичны.
— Да, я видел его. Он всегда в черном и пытается подцепить кого-нибудь из молоденьких цыпочек.
— С успехом?
— Возможно, иногда.
— Какую-нибудь девушку конкретно?
— Все они одинаковые.
— Что вы еще можете сказать о нем?
— Просто старое чучело, которое хочет казаться холодным как лед… Ну, вы знаете. — Что знаю?
— То, как вообще идут дела.
Это полностью отличалось от неудачных попыток выявить связи Кевина Драммонда. Но кое-что смутило Петру — никто из тех, кому она показывала фотографии, не соотнес Шулля с Кевином. Замешан ли Кевин в дурных делах?
Хотя Шулля опознавали многие, все попытки Петры установить, связан ли он с употреблением наркотиков, насильственными действиями, половыми извращениями или просто с Эрной Мерфи, не увенчались успехом. Поняв к концу смены, что собранные сведения мало чем помогут им в ближайшее время, Петра почувствовала, как портится у нее настроение. Потом она получила небольшой подарок от Бога. В первый ее визит на Фаунтин-авеню «Змеючник» был закрыт — СЕГОДНЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НЕ БУДЕТ, — но, возвращаясь на станцию, Петра заметила, что перед зданием стоят машины, а парадная дверь приоткрыта.
Она вошла и увидела толстого вышибалу с «конским хвостом». В руках он держал стакан джина с тоником. В помещении пахло как в сортире.
— Закрыто, — сказал ей толстяк. — Текущий ремонт.
Это означало, что текущий ремонт производит он сам, ничего не делая, а только опохмеляясь, а также маленький человечек, похожий на индейца из влажных лесов, подметавший грязный пол. Из аудиосистемы лились звуки, напоминающие чикагские блюзы в сопровождении губной гармоники. Пустые фанерные столы стояли в полном беспорядке. На сцене Петра заметила комплект ударных инструментов. Подставка для микрофона без самого микрофона напоминала обезглавленного человека. Нет ничего печальнее на свете, чем повесть о притоне при одном клиенте.
Петра прошла дальше, еще раз осмотрелась и улыбнулась вышибале.
— Так что?
Он скрестил руки. Его предплечья своими размерами напоминали ягодицы. Кожа розовато-сероватого цвета навевала воспоминания о сырой свиной сосиске. Многочисленные татуировки сделали его руки похожими на рукава кимоно. Тюремное искусство и тонкая работа. Шею сзади украшала свастика.
В допросах, связанных с убийством Беби-Боя, он не участвовал. Показав ему свой значок, Петра спросила почему.
— В тот вечер я не работал.
А ведь она тогда потребовала у администрации полный список сотрудников. Ну да ладно. Петра показала ему фото Шулля.
— Да, он захаживает сюда. — Свиная Сосиска поставил свою выпивку. Прошел враскачку за стойку бара и приготовил себе следующую порцию. Он долго резал лайм, затем выдавил его в бокал, бросил оставшуюся часть в рот, прожевал и проглотил вместе с кожицей.
— Часто ли он бывает здесь?
— Иногда.
— Как вас зовут?
Вопрос ему не понравился, но он не казался напуганным.
— Ральф Квеллесен.
Петра попросила его произнести имя и фамилию по буквам и написать. Ральф с буквой «ф» в конце. Какой-нибудь предок из викингов сейчас переворачивался в гробу.
— Поточнее, чем «иногда», Ральф.
Квеллесен нахмурился, и его жирный лоб прорезали глубокие морщины.
— Этот пижон приходит сюда время от времени. Он не регулярный посетитель. Я знаю его только потому, что он по-настоящему дружелюбен.
— Дружелюбен по отношению к вам?
— К артистам. Пижон заговаривает с ними. В перерывах. Ему нравится ходить за кулисы.