Ледяное забвение
Шрифт:
Родственники заговорщиков тоже были подвергнуты жесточайшим репрессиям, а их детей нацисты под новыми фамилиями помещали в детский дом.
Казни продолжались до апреля 1945 года. Среди казненных за участие в «заговоре генералов» были люди, о которых Гюнтер часто упоминал в своих записях. Это были друг его детства Дитрих Бонхеффер и высокопоставленный офицер абвера Ханс Остер, казненные по приказу Гитлера с особой жестокостью за месяц до окончания войны. Их тела были сожжены на костре во дворе тюрьмы, а пепел развеян.
«Не нужно совершать подвигов, надо не совершать подлостей в жизни», – прочитала Магда в дневнике своего отца. Эта запись многое
О своей работе в горной резиденции фюрера в Бергхофе она вспоминала часто, рассказывая, как ежедневно вставала в шесть утра и первым делом кормила собак – немецких овчарок Гитлера. Фюрер, по ее словам, спал в очень скромно обставленном кабинете на железной кровати, над которой висел портрет его матери. В обязанности Ирмы входил и разбор корреспонденции шефа, как прислуга между собой называла Гитлера, а также сортировка подарков от его многочисленных почитателей. Их по приказу фюрера раздавали более бедным соседям. Некоторые безделушки, вроде вышитых поклонницами подушек со свастикой на фоне восходящего солнца и клятвами в вечной преданности, Гитлер оставлял себе. Прибиравшаяся в его комнате Ирма всегда недоумевала, зачем он хранит весь этот хлам, и однажды Гитлер, будто угадав ее мысли, смущенно признался: мол, он сам знает, что эти вещи некрасивы, но многие из них – подарки, сделанные от всего сердца, и он не хотел бы с ними расставаться.
Ирме также приходилось общаться и с любовницей фюрера Евой Браун, пожелавшей ограничиться только ведением хозяйства в Бергхофе, чем до своего замужества занималась ранее сестра Гитлера. Внешне фройляйн Браун была типичной столичной секретаршей со светскими манерами, но при этом ей были совершенно чужды замашки кинозвезды, и с прислугой Ева вела себя не как госпожа, а как их лучшая подруга.
По мнению Ирмы, Ева Браун хотя и производила впечатление очень ухоженной и жизнерадостной молодой женщины, на самом деле была не так уж хороша собой для такого мужчины, как фюрер. Разбирая письма, которые Адольф Гитлер еще до прихода к власти тысячами получал от своих фанатичных поклонниц, Ирма поражалась тому, как он умел так очаровывать женщин, что зрелые матроны сходили по нему с ума, точно девчонки. В одних письмах добродетельные замужние дамы умоляли его стать отцом их детей, в других посланиях девицы клялись фюреру в вечной любви и обещали покончить с собой, если он не ответит им взаимностью, в третьих было вообще что-то вопиющее, написанное явно ненормальными людьми. В личном кабинете Гитлера лежали стопки толстенных папок с этими письмами под общим заголовком «Полоумные»!
Сам же фюрер был с женщинами всегда исключительно учтив и обходителен. Каждой он целовал ручку, даже замужним секретаршам, заставляя тех поверить, что он считает их красавицами и восхищается ими. Он уважительно здоровался с ними, пропускал вперед и в их присутствии никогда не садился первым. В общении с дамами его гортанный голос становился обволакивающе мягким, с заботливыми интонациями. На своих «пишущих дам», к которым он любил обращаться «моя красавица» и «прекрасное дитя», фюрер никогда не кричал, даже если те допускали грубые ошибки.
Женщинам из своего окружения Гитлер прощал высказывания, которые стоили бы мужчинам свободы, а может быть, и жизни. Во время бесконечных разговоров в ближнем кругу «допущенных к столу» он почти ничего не говорил о столь ненавистных ему евреях, и за чаем обычно обсуждались театр и оперетты, кино и ведущие актеры и актрисы, последние веяния моды и прочие банальности. Гитлер охотно выслушивал и всяческие сплетни из семейной жизни разных людей, в том числе и его сподвижников, над которыми он любил от души посмеяться.
В такой обстановке Ирма не могла разглядеть в обожаемом ею фюрере чудовищного злодея. Многие женщины, ожидавшие до встречи с Гитлером увидеть в нем свирепого грубияна, уходили от него в восторге и восхищении. Он относился к ним с участием, постоянно выказывая свою заботу. Дамам он мог позволить даже нарушить запрет курить в его присутствии и при этом иногда еще и подшучивал над ними.
И когда спустя много лет Ирма встретилась в Западном Берлине с бывшей секретаршей фюрера Траудль Юнге, обе они были единодушны во мнении, что для них он был хорошим человеком, что бы там про него потом ни говорили.
– Признаю, – сказала Траудль, – я была очарована Адольфом Гитлером. Он был приятным начальником и отеческим другом. Я наслаждалась временем, проведенным в его обществе, почти до самого конца.
Обрадовавшись этой неожиданной встрече, Ирма пригласила Траудль к себе домой на ужин. Магде тогда было всего одиннадцать лет, и рассказ Траудль о фюрербункере, в котором та провела последние месяцы существования Третьего рейха, она слушала как страшную сказку на ночь.
Угрюмая обстановка этой подземной штаб-квартиры фюрера, состоявшей из тридцати помещений различного назначения – от конференц-зала до туалета, – действовала угнетающе. Траудль Юнге в этом подземном царстве-государстве была самой молодой из квартета личных секретарш Гитлера.
В последние дни марта к Гитлеру приехала Ева Браун. Она сама приняла это решение. Фюрер хотел немедленно отправить ее обратно в Мюнхен и поручил своему личному фотографу Генриху Гофману убедить Еву в необходимости вернуться назад. Но все усилия оказались напрасными. Ева Браун дала всем ясно понять: она останется рядом с Гитлером и отговорить ее невозможно. Она поселилась в комнате рядом с личными апартаментами фюрера и полностью включилась в атмосферу бункерной жизни. Всегда ухоженная, тщательно и безупречно одетая, она была неизменно приветливой и любезной.
Предчувствие неумолимо надвигающейся катастрофы сближало обитателей этого мрачного подземелья, и, когда в Берлине рвались снаряды уже рядом с рейхсканцелярией, Ева Браун, испытывая желание в последний раз вкусить радость жизни, решила устроить вечеринку. Она пригласила всех, кто еще оставался в фюрербункере, подняться к ней наверх в ее бывшие апартаменты. Попала на эту вечеринку и Траудль. Была всего одна пластинка – «Красные розы говорят тебе о любви», были танцы и шампанское. Веселье Евы Браун походило на пир во время чумы и граничило с истерикой. Атмосфера была напряженной и внушала какой-то потусторонний ужас. В ней ощущалось отчаяние обреченных. Советская реактивная артиллерия обеспечивала их вечеринке соответствующий аккомпанемент.