Ледяной город

Фарроу Джон

— Привет, — ответила Джулия.

— Рад слышать твой голос, — сказал он.

— Даже так?

— Слушай, Джулия, мне надо с тобой поговорить.

— Ты уже это делаешь.

— Перезвони мне, пожалуйста. За мой счет.

— Когда?

— Когда все уснут. Там есть телефон, которым ты можешь пользоваться, чтобы другие не слушали?

— Конечно. Особенно если учесть, что другие будут крепко спать. Они, наверное, через пару часиков угомонятся. Папаша мой со своей благоверной теперь по кальвадосу ударяют. Кто знает, когда они наконец наклюкаются до нужной кондиции?

— Это не важно, Проныра. Только ты обязательно позвони. Договорились?

— Хорошо.

— Ну, пока.

— Пока.

«Интересно,

откуда у него вдруг такая срочность?» — подумала Джулия Мардик, возвращаясь к себе в комнату. Она легла, прижала подушку к груди и спросила себя, почему ничего не сказала о нем матери. Почти обо всем остальном она ей рассказала. Конечно, мама наверняка не одобрила бы такое знакомство, но разве это что-то меняет? Томительное возбуждение, напряженное ожидание, которые она испытывала с затаенным восторженным предвкушением, — она бы все равно не смогла ей передать, она сама не очень понимала, что с ней творилось. Джулия отнюдь не была уверена в том, что влюбилась, скорее это было нечто совсем другое. Но что тогда? Влечение? Несомненно. Этот человек оставался для нее тайной за семью печатями. Он ее доводил, озадачивал, сбивал с толку, он обольщал ее и очаровывал. Но почему? Что так привлекало ее в Селвине Норрисе, откуда это стремление узнать о нем как можно больше, оценить степень его влияния на нее? Почему она ходила на свидания с мужчиной, который, может быть, ей в отцы годился? И можно ли эти встречи назвать свиданиями? Как она сама к ним относилась? Как бы он их назвал? Он ведь даже не пытался ее поцеловать. Что он скажет, когда она ему перегонит? Откуда у него такая спешка, такая напряженность в голосе? Что же все-таки произошло? Эх, черт бы его подрал! Самые обычные дела у него выглядели захватывающими, таинственными, героическими и рискованными. Да что же это за мужик такой неотвязчивый?

Джулия надеялась, что сможет заснуть и проснуться, когда настанет время ему звонить. Она была измотана до крайности. Но, почистив зубы и забравшись под одеяло, девушка так и не смогла толком уснуть. Так она и лежала, бодрствуя, в ожидании часа, когда можно будет позвонить этому таинственному мужчине.

Джулия задремала, но скоро очнулась, не понимая, где она и что с ней. Какое-то время она пыталась осознать, где находится. Густая тьма сельской ночи пугала ее, она понятия не имела, который теперь час. Заспанная, она даже не стала искать выключатель настольной лампы, накинула на плечи коротенький халатик, нащупала в темноте дверную ручку и щелкнула выключателем только после того, как распахнула дверь.

В тусклом свете, выбивавшемся из-за ее двери, она прошла по второму этажу до ванной комнаты. Там в ярком свете лампы она привела себя в порядок, помыла руки, протерла водой глаза и выключила светильник. Когда она вышла из ванной, глаза уже привыкли к полумраку, и девушка проснулась окончательно. Опираясь на стенку, она спустилась вниз.

В гостиной Джулии пришлось перешагивать через валявшиеся на полу обертки с коробками от рождественских подарков и пустые винные бутылки. Пробравшись к дивану, она села, положив себе на колени телефон. После пятого гудка она уже решила было повесить трубку, но именно в этот момент услышала голос Селвина Норриса.

— Привет, — сказал он ей.

— Это я.

— Голос у тебя сонный.

— Да уж… Который час?

— Четверть.

Она и раньше обращала внимание на его типично американскую манеру определять время. Так он что, американец? Вполне возможно.

— Без четверти чего?

— Два.

— Я, должно быть, закемарила. А тебя я не разбудила?

— Нет.

— Врешь. К чему эта срочность? Что-то из ряда вон выходящее?

— Мне надо знать, Проныра. Я должен понять, на каком ты свете.

— О, боже! Ты… ты так меня злишь! Что значит, на каком я свете? Я здесь вообще-то в темноте сижу.

— Тише говори, — сказал он.

— Ты мне рот-то не затыкай! Ты себе в голове что-то напредставлял, о чем я понятия не имею, а теперь спрашиваешь меня, на каком я свете. Ты что, считаешь, что я твоя новая поклонница, на все готовая ради твоих чертовых прихотей?

— Тише.

— Сам тише! Два часа ночи, я устала как собака. Что ты от меня хочешь? В чем, собственно, дело?

Ей не нравились ее ноги, особенно пальцы на ногах. Она сжала большой палец на ноге и держалась за него, пока разговаривала. «Пальцы у меня слишком длинные», — подумала Джулия.

— Положение изменилось, — сказал Селвин.

— Что изменилось?

— Обстоятельства.

— У меня, Селвин, все по-прежнему. Я провожу Рождество в том же самом сельском доме, с теми же шизанутыми старыми грымзами, погрязшими в тех же самых мелочных дрязгах. Мне бы очень хотелось изменить мои обстоятельства. Но мне с этим как-то не везет.

— Мне не нужно, чтобы ты дала мне ответ прямо теперь.

— Очень плохо, один ответ я могу тебе дать прямо теперь. — «Своды стоп у меня очень плоские», — мелькнула в голове мысль.

— Сначала подумай хорошенько, развитие событий ускоряется. В одном нам повезло, с другим возникли проблемы. Нам нужно усилить вовлеченность в ход событий.

— Селвин…

— У меня есть сейчас для тебя местечко, Джулия. Вполне безопасное. Потрясающее. В самом центре событий. Ты представить себе не можешь, какие оно сулит приключения! Мир будет у твоих ног. Вот о чем я тебя спрашиваю… Посмотри хорошенько на твой сельский дом, пока ты там, приглядись внимательно к своим старикам. Они вполне приличные люди, уверяю тебя, хоть ты и катишь на них бочку.

— Это же надо — бочку я на них качу!

— Посмотри на них внимательно, Джулия. Каждому мужчине, каждой женщине отпущена лишь одна жизнь. Как им хочется ее прожить? Не тошнит их от собственной жизни? От их жен и мужей? Может быть, они просто устали или выгорели изнутри? Разве не спорят они все время об одном и том же, о чем уже спорили раньше тысячи раз? Неужели тебе все еще слышится страсть в их словах? Если хочешь, стань одной из них, Джулия! Или выбери себе жизнь по душе, которая тебе никогда не наскучит и никогда ты себя в ней не будешь чувствовать ненужной. Тебе никогда не будет казаться, что ты оторвана от мира. Тебя никогда не будет глодать тоска о том, что жизнь прошла мимо.

— Ты что, белены объелся?!

— Оглядись вокруг себя, Джулия. Вот все, о чем я тебя пока прошу. Пока ты там, подумай, какая тебя ждет жизнь. Подумай о том, что тебя ждет.

— Ты просто спятил! Куда тебя заносит? Какого черта я вообще с тобой разговариваю? — «У Меня походка, как у хромой утки. Ступни у меня утиные, а коленные чашечки страусиные».

— Ты со мной говоришь потому, что я тебе предлагаю то, чего больше тебе никто никогда не предложит! Это, Джулия, твой шанс жить полной жизнью. Полной событиями. Нужной людям. Важной для других. Я тебе предлагаю шанс не увязнуть в трясине жизни, а жить на гребне волны. Может быть, ты сможешь от него отказаться, может быть — нет. Вот это мне и надо знать. Единственная разница между сегодня и вчера состоит в том, что теперь мне надо об этом знать скорее.