Ледяной город

Фарроу Джон

— Он, должно быть, вам большую свинью подложил, ведь так? А я думал, полицейские на своих не стучат.

— О чем это вы здесь толкуете? Мы же договорились, что я вам ничего не говорил.

— Да, вы расставили все точки над

— Значит, обо мне в прессу ничего не просочится?

— Ни за что. Можете быть в этом абсолютно уверены. У вас есть для меня еще какая-нибудь конфиденциальная информация?

— Сугубо между нами могу вам сказать, что я сделал так, чтобы Лапьер наверняка принял участие в облаве на гараж Каплонского. Вы знаете, полицейским иногда предлагают задарма сделать в каком-нибудь гараже мелкий ремонт машины. Принимать такие предложения, естественно, не следует. Но меня не удивило бы, если какой-нибудь полицейский, которому ничто человеческое не чуждо, согласился как-нибудь

на это пойти. Лапьер работает на улицах, причем как сова, все больше по ночам. И услугами ночных бабочек он не брезгует, потому что все больше в темноте предпочитает работать. Я не осуждаю его за эти слабости, и если кто-то ему бесплатно отрегулирует тормоза, я в это лезть не собираюсь. Но он мне сказал, что уже много лет не бывал на той улице, где расположен гараж. Ладно, предположим, ему не хочется подставлять свою задницу за мелкий проступок. Но он сделал вид, что понятия не имеет о том, что Акоп работал именно в том гараже. Он допрашивал Каплонского, но расколоть его так и не смог. Сказал, что ему помог вывернуться адвокат, но и на адвокатов можно найти управу. Лапьер это дело запорол вчистую, а таких людей я никогда не покрывал, независимо от того, полицейские они или нет. Я сделал так, чтобы обо всем этом узнал Бобьен. Он взял это дело себе. В зависимости от того, как он его поведет, это может быть и хорошо, и плохо. Мне нужно это выяснить.

— И как же он повел это дело?

— Он сделал все, что мог, чтобы держать меня подальше от Каплонского. Потом он попытался не допустить меня к русскому грузовозу.

— Но, несмотря на это, вы там были, — заметил Бойл.

Санк-Марс напрягся.

— Да, и развели меня там как последнего лоха. Мне надо было достать Каплонского, чтобы при этом никто мне палки в колеса не ставил. Но это еще не все. Я понимал, что Лапьер пронюхал о том, что мы можем быть в курсе его делишек с этим гаражом. Он хорошо знает, что рыло у него в пуху. Но при чем тут Бобьен? Марать честь мундира ему не к лицу, он у нас — в башне из слоновой кости. Деликатные ситуации он за версту обходит и с подозрительными полицейскими никогда не связывается. Как же ему удалось узнать об этом гараже, готовом оказывать бесплатные услуги полицейским? Как он узнал, куда надо идти, что говорить, в какую дверь стучаться? В управлении ему об этом никто бы не сказал — кто стал бы ему признаваться в таких махинациях? Когда же Бобьен успел с ними снюхаться? Это для меня остается загадкой.

— Короче говоря, вам надо убрать с дороги Лапьера и Бобьена. Бобьен может быть коррумпирован, Лапьер не гнушается грязными делишками, но никаких прямых улик против них у вас нет. Я вас правильно понял?

— Вы, Бойл, все схватываете на лету. Кстати, можете меня называть Эмиль.

— Что я вам могу сказать, Эмиль? Мне ясно, что у вас есть свои причины, но я вам в любом случае благодарен за то, что вы мне рассказали.

— Не за что. Теперь вы понимаете, что публиковать можно только материалы о гараже и связях с ним полиции. Что же касается костюма Санта-Клауса, этот сюжет надо оставить на будущее.

Они одновременно протянули над столом друг другу руки и обменялись рукопожатием. Этот спонтанный жест не мог означать ничего другого, кроме взаимного согласия, к которому сознательно пришли двое мужчин.

— Ну что, Эмиль, слабо нам снова вынырнуть на эту холодрыгу?

Санк-Марс улыбнулся и застегнул куртку.

— Только не вместе, Окиндер. Нас с вами не должны видеть вместе. И никогда не говорите ничего существенного по телефону. Никогда не оставляйте мне важных сообщений. Вообще-то вам нужно придумать какое-нибудь прозвище.

— Просто шпионские страсти. Я это обожаю. Так что, может, я стану Луженой Глоткой?

Аналогия Санк-Марсу явно пришлась не по вкусу.

— Вы у нас будете Наездник-Б, — сказал он журналисту.

— Это круто. Скажите, а кто же у нас Наездник-А?

Санк-Марс бросил на него пристальный взгляд.

— С вами, молодой человек, надо держать ухо востро. Б — это Бойл, — пояснил он репортеру. — Что касается господина А, вам о нем пока беспокоиться не стоит.

Одинокий и мрачный, Санк-Марс вышел на крепкий мороз мглистого вечера. Пора было возвращаться к себе в деревню к теплому потрескивающему огню камина, уютно устраиваться с книгой под боком у жены со стаканчиком виски, чтобы стряхнуть накопившуюся за день усталость. Надо бы ему на сегодня забыть о злодеях и их юных жертвах. Но вместо этого у него не шла из головы новость, что его главный источник — Наездник, по причинам, лежавшим за пределами его воображения, был как-то связан с ЦРУ. Эту мысль нельзя было сбрасывать со счетов. Как иначе он мог так успешно скрывать свою телефонную линию, что даже его номер нельзя было отследить? Как иначе он мог иметь доступ ко всей этой первоклассной информации, которой снабжал его, если не через широкую и отлично организованную международную разведывательную сеть? Но если это так, возникает вопрос о том, почему ЦРУ пошло на контакт именно с ним? Почему ЦРУ именно его решило сделать самым успешным монреальским полицейским? Какую конечную цель преследуют его информаторы? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?

Санк-Марс вернулся в управление, спустился на лифте в гараж, сел в свой «форд» и поехал домой. Ему надо было отдохнуть, расслабиться, спокойно выпить.

Когда он выехал из города на скоростное шоссе, ветер усилился.

Надвигалась буря.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗЛОКАЧЕСТВЕННОЕ СМЕЩЕНИЕ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СРЕДА, 12 ЯНВАРЯ

Когда Санк-Марс вошел, разговоры у кофеварки смолкли, и полицейские разошлись кто куда. Он прошел в свою кабинку. Неприязнь, с которой к нему стали относиться коллеги, была вызвана материалом, опубликованным во вчерашней «Газетт», где говорилось о коррупции среди полицейских. Как правило, полицейские не читали англоязычных газет, но этот номер успели просмотреть все. Их мало волновало то, что Бобьен рвал и метал, но Андре Лапьер был среди них своим. И по управлению прошел слушок, что это Санк-Марс сдал одного из своих.

Злой, поглощенный своими мыслями, занятый сбором документов по одному старому делу, которое передавалось в суд, Санк-Марс не заметил, как в его кабинку вошел Реми Трамбле. Лейтенант поставил на пол спортивную сумку.

— Ты, Эмиль, должно быть, очень занят…

— Вроде того. И я не собираюсь выслушивать то, что у тебя на уме.

Усевшись на стул в своей обычной позе — с прямой спиной, — Трамбле нервно потер выдающийся вперед подбородок.

— Нам надо поговорить. Прошел слух, что ты сдал прессе Лапьера и Бобьена.

Санк-Марс почесал спину.

— Ты, Реми, сначала задай себе вопрос о том, кто эти слухи распространяет.

— Они живут своей жизнью. А я думаю так же, как все. Больше всего Реми нравилось вести с сослуживцами беседы об их поведении. Его это вдохновляло даже больше, чем собственно работа, которой он занимался изо дня в день.

— Эмиль, ты там был. И это ты выступал за то, чтобы навести там шорох. В документах, которые мы изъяли в гараже, была только ксерокопия той страницы с именами полицейских — только копия. Я не удивлюсь, если подлинник окажется в твоем столе. И тому, что именно из твоего стола он перекочевал в газету.

— Здесь ты ничего не найдешь, — Санк-Марс упер средний палец левой руки в письменный стол.

Трамбле устало вздохнул и облизнул губы.

— В гараже ты сделал копию документа и сохранил оригинал. Я говорил с полицейским, который там был с тобой. Ты — единственный офицер, который сам делал копии. Мы прошерстили то самое дело и нашли в нем только копию. В документе перечислены семнадцать имен, Эмиль, включая два упомянутых в статье, и именно эти два человека промывали тебе мозги в прошлую пятницу.

— Люди, чьи имена там упомянуты, имели отношение к облаве в гараже, — возразил Санк-Марс, собираясь с силами. — Именно это хотел подчеркнуть автор. И этот факт не может не вызвать у нас ряд вопросов. Таких, как поведение Лапьера и стремление Бобьена курировать это дело.

— Вот ты и раскрылся, Эмиль. У тебя та же позиция, что и у английского автора.

— Я только сказал, что он затронул определенные проблемы.

— А меня волнует другая проблема.

— Какая же? — негромко спросил его Санк-Марс.