Ледяной город
Шрифт:
Отсюда можно было выйти на тропу, ведущую к кресту, но тащиться в гору по слякоти было удовольствием ниже среднего. Да и сам крест лучше всего был виден на расстоянии, когда не были заметны ни массивные стальные конструкции, ни слепящие лампы. Гора всегда претендовала на то, чтобы считаться духовным сердцем города, не случайно поэтому к ее вершине во все времена устремлялись активные духовные силы. В старину ее южные склоны возделывали ирокезы. Когда глава первого европейского поселения — с многозначительным именем де Мезоннев, что означает «новый дом» — молился, чтобы сошли принесенные наводнением воды, он предсказал, что жители поселения будут плодиться и множиться, если в самой высокой точке горы будет возведен
Крест и теперь возвышается не в самом высоком месте горы, а там, где он лучше всего виден из восточной части Монреаля — районов, заселенных в основном католиками. Его не видно из делового центра города, он скрыт от взоров тех, кто живет в англоязычных районах, расположенных к западу от центра, зато мощные лампы ярко сияют для тех, кто некогда рьяно поддерживал католическую церковь.
Гора привлекает и разделяет, притягивает и изолирует. С одной стороны у ее обрывистого склона сгрудились строения англоязычного университета МакГилл. С противоположного — более пологого, высятся постройки франкоязычного Монреальского университета. С другого склона каскадом сбегают вниз дорогие особняки и дома заселенного в основном англичанами Вестмаунта. На другом склоне расположился такой же богатый район — Отремонт, но живут там главным образом франкоязычные монреальцы. Ближе к небу на плоской вершине горы устроены несколько огромных кладбищ — английское, французское и еврейское, сокращая путь наверх к царству вечности.
В этот момент Санк-Марс почувствовал себя почему-то ближе к миру усопших. Ливень с особой силой хлестнул по машине, дворники как бешеные елозили по ветровому стеклу. Он вдруг очень пожалел, что бросил курить — если бы кто-нибудь предложил ему сейчас сигарету, он бы не устоял. Перед ним — до нефтеперерабатывающих заводов в самом конце острова — раскинулась огромная восточная часть города, по-зимнему белая, сверкающая массой цветных огоньков. Он чувствовал ритм жизни города, ритм течения времени, дождь упорно и неустанно барабанил по крыше машины. Жизнь шла своим чередом. Древняя гора, у вершины которой он находился, была некогда лишь жерлом вулкана, дошедшим до нас сквозь необозримую бездну времени и ставшим ориентиром, который привлек сюда людей, позже построивших здесь большой город. Спокойно устроившись в машине почти у самой вершины, Санк-Марс как будто впитывал в себя силу любимой горы, которая когда-то определила его первое впечатление от города. Он и сам в чем-то был как гора. Точнее говоря, как та горная порода, которая заполнила жерло вулкана, — ее ничто не могло уничтожить, сломить или поколебать. Как скала, застывшая после того, как с нее сошла короста лавы. Если когда-нибудь и ему суждено было исчезнуть, он исчезнет последним. Он должен устоять.
Перед ним расстилался в ночи ледяной город.
Санк-Марс включил двигатель и направился вниз. Теперь, когда он повернул на восток, его мысли были обращены к Андре Лапьеру. Вскоре он уже колесил по улицам вокруг дома, где жил его коллега, постепенно сужая круги. Информации пока не хватало… Чтобы ее раздобыть, он готов был кое-где слегка приврать, кое в чем поднажать, при желании даже привнести в разговор скрытую угрозу.
Собравшись с мыслями и внутренне подготовившись к встрече, Санк-Марс припарковал свой «торес» и прошел квартал в южной части центра города, расположенной неподалеку от ажурных пролетов моста Жака Картье. Подойдя к нужному дому, он позвонил и взглянул на часы — было две минуты второго. Он снова нажал на кнопку, на этот раз звонок звенел дольше.
Если Лапьер и был в чем-то нечист на руку, ему не обязательно было жить в роскоши. Если на нем ничего не висело, ему следовало дать поощрение за служебное рвение. Он жил среди небогатых работяг, где мог постоянно «тереться» с крутыми ребятами. В этом районе — к югу от центра, жило полно всякой шушеры. Преступнику, выпущенному на поруки из-под стражи на выходные, ничего не стоило закинуть в окно или перекинуть через забор то, что он недавно стянул в Вестмаунте, перейти через улицу и купить себе любой наркоты, а потом свернуть за угол и спокойно лечь спать. Опасность здесь заключалась в том, чтобы не пересечься с парнями из «Рок-машины», потому что это было самое сердце контролируемой ими территории.
Как и в большинстве других районов острова, дома здесь тесно лепились друг к другу. Небольшие дворики, где летом ключом била жизнь, на зиму, казалось, вымирали. Квартирки тут были небольшими. Новые постройки возводились без всякого плана, старые домишки разваливались. Летом из соседней квартиры доносился храп, а если кто-то по ночам смотрел телевизор, все было слышно соседям. В зимнее время шуметь старались меньше, люди не так бесновались в закрытом пространстве квартир. На балконах вырастали снежные сугробы. Улицы наклонно спускались к реке, никогда не стихал шум транспорта — машин, проезжающих по мосту через реку Святого Лаврентия.
В конце концов раздался ответный сигнал, замок двери парадного щелкнул, и Санк-Марс вошел в дом.
Он бесшумно поднялся по деревянным ступеням лестницы. Лапьер ждал его у двери в квартиру в нижнем белье. Он не был особенно удивлен, что его побеспокоили посреди ночи, но то, что к нему заглянул именно Санк-Марс, явно произвело на него впечатление.
— Эмиль? — Волосы его были растрепаны, глаза резал свет лампочки в коридоре. — Какого черта?
— Нам надо поговорить, Андре.
Лапьер впустил его внутрь. Санк-Марс прошел небольшой коридор и вошел в гостиную, где молодая женщина в распахнутом халатике босиком направлялась к холодильнику. Санк-Марс взглянул на коллегу с явным неодобрением.
— Только не читай мне нотаций, святой Эмиль.
Он был прав. Женщина его не касалась, хотя вполне могла сойти за уличную шлюху. Скорее всего, Лапьер пользовался ее услугами бесплатно, злоупотребляя служебным положением так же, как и в случае с ремонтом машины на халяву в гараже угонщиков. Забавно, что при этом он всегда с пеной у рта пытался доказать, что его долг состоит в том, чтобы быть вместе с людьми, доведенными до отчаяния, с теми, у кого, по его словам, разбито сердце, потому что именно в таком состоянии они пребывали, когда он на них наезжал. Он ловко пользовался всеми возможностями, и доказательством тому служило присутствие в его доме этой семнадцатилетней шлюхи. Если бы он не был отстранен от обязанностей, может быть, на ее месте была бы двенадцатилетняя девочка.
— Можно я, наконец, включу здесь свет?
— Лучше я это сделаю, — сказал Лапьер. — От яркого света у меня болят глаза.
Торшер немного рассеял тьму. Но даже от его приглушенного света вернувшаяся к столу с бутылочкой пива девушка другой рукой прикрывала себе глаза. Когда она подняла руку, поясок ее халатика упал и полы разлетелись в стороны, обнажив ее маленькие груди и треугольник волос на лобке. Молодая, но уже сильно потасканная, оценил ее Санк-Марс. Ему захотелось тут же проверить ее руки на предмет следов от уколов.
— Сейчас твоя смена, Эмиль? Пива хочешь?
Санк-Марс сам был не очень в курсе, официально он работает или нет, но решил, что это не имеет значения.
— Спасибо.
Лапьер свинтил на кухне крышечки с двух бутылочек пива «Сен-Амбруаз», принес их в гостиную, одну протянул Санк-Марсу и уселся напротив.
— Прости, Эмиль, тебе дать стакан?
— Бутылки вполне достаточно.
— Какие у нас дела?
— Я сейчас предметно занимаюсь твоей ситуацией.
— Да? Ну и как?
— Есть кое-что, в чем ты мог бы нам помочь. Было бы совсем неплохо, если б я указал в отчете, что ты нам помог, даже несмотря на то, что тебя отстранили.