Ледяные отражения
Шрифт:
Она ушла, а мы с Сакатовым разошлись по своим диванам, решили отдохнуть немного. Я даже задремала. Я очень надеялась, что мне приснится что-нибудь ещё, в продолжение истории с сестрами Галей и Ксанкой, но я спала без сновидений. Проснулась я оттого, что зазвонил мой телефон.
– Оля, этот нытик мне все нервы истрепал, к вам просится, на какой-то провал смотреть. Что там у вас? – Загрохотал у меня в ухе голос моего двоюродного брата Ильи – Какие двери там висят в воздухе?
– Он ведь тебе, наверное, всё рассказал, что я тебе второй раз буду повторять! – Ответила я, зевая – Что тут происходит, мы сами ещё не
– Чёрт бы вас побрал с Сакатовым и с вашим бессинарием! Завтра же у всех нормальных людей рабочий день!
Дениска сразу же мне перезвонил, и я ему рассказала и про провал, что мы там увидели, и про моё видение. Как я поняла, Дениска всё-таки уговорил отца, и завтра они с ним с утра к нам приедут. Я встала и заглянула на веранду к Сакатову.
– Что, Илья приедут? – Спросил он.
– Скорее всего, да. – Ответила я – Ну что, пошли Ивана Лепихина встречать.
– Так рано ведь ещё!
– А что нам мешает его прямо на пастбище расспросить?
– Если он ведёт записи, так они, скорее всего, у него дома. Лет ему, как и Валентине Тарасовне, много, он может всё это в голове уже не держать, поэтому будет надёжнее, если он в записи будет свои заглядывать.
– Как ты тактично его в склерозе заподозрил! Но ты прав, лучше к нему домой прийти. Пошли тогда, на руку деревянную взглянем.
Мы вышли из дома, перешли дорогу и зашли во двор Марии Кондратьевны. Во дворе стояла «Лада», на которой приехал батюшка. В доме мы услышали его приятный баритон, который не могли заглушить даже громкие голоса местных старушек. Я присела на лавочку, а Сакатов подошёл к аккуратно сложенной стопке серых досок, которые и были, видимо, когда-то, тем злосчастным сеновалом. Он обошёл стопу и удовлетворённо хмыкнул, достав из-под досок свёрнутый серый мешок. Он заглянул в него, и кивнул мне, чтобы я подошла. В мешке лежала деревянная рука. Она представляла собой вытесанный круглый черенок с пятью отростками, которые отдалённо напоминали пальцы, и которые были обожжены. Длиной рука была с полметра.
– Вот эта та самая рука. – Сакатов провёл по ней ладонью – Я, признаюсь, представлял её немного по-другому. Что чувствуешь?
Я прикоснулась к деревянной руке, но ничего не почувствовала, зато меня очень удивило то, что на ощупь дерево было холодное. Странно это, всё-таки лето на дворе, и дерево считается тёплым материалом, а эту руку словно только что достали из холодильника.
– Да, рука холодная. – Согласился со мной Сакатов, когда я обратила на это его внимание – Мёртвая, как и говорила Анна. Так что же делать? Может счистить с неё жжёный слой?
– Не поможет. – Раздался позади нас женский голос.
Я обернулась и увидела крупную пожилую женщину, тоже в чёрном платке, которая остановилась позади меня.
– Меня зовут Люба, я живу тут рядом, на этой же улице. – Представилась она.
– Почему не поможет? – Спросил Сакатов.
– Бабушка мне много рассказывала о том случае, когда сестра у тёти Мани пропала, и как потом она
– А где взять тогда новую руку, живую, чтобы ритуал провести? Ритуал изгнания нечисти из провала. – Пояснила я.
– Там же, где и эту взяли.
– А где эту взяли? – Снова спросила я.
– Её выстрогали из черёмухи, которая на кладбище растёт. – Она подошла к Сакатову, взяла у него деревянную руку и закинула её обратно мешок – Я знаю, кто новую руку может вытесать. Я уже сколько раз тёте Мане говорила, что не надо её держать при себе, да она только одно, знай, повторяла, не наше это дело, такие дела человек не решает. И руку спрятала, чтобы никто найти не мог.
– А ваша бабушка Нина откуда про это узнала? – Спросил её Сакатов.
– Бабушка Нина работала заведующей клубом в Петровском, и была подругой Елизаветы Никифоровны, матери Марии Кондратьевны. И это она отвозила тётку Антониду на телеге домой, когда та совсем не могла на ноги вставать, после того, как Веру с того света вытащила. Вот по пути Антонида бабушке и сказала, что руку надо сжечь. Антонида всё время с Верой возилась, не до этой руки ей тогда было, только на обратной дороге о ней и вспомнила.
– А что, ваша бабушка не сожгла тогда её сразу, как только Антониду отвезла? – Спросила я.
– После похорон Веры, Елизавета Никифоровна тяжело заболела, кашлять начала, она месяца два в больнице лежала, потом ей инвалидность дали, моя бабушка и не пыталась с ней об этом заговаривать. А бабка Татьяна у них совсем ничего не слышала, с ней бесполезно говорить было, и она не знала, куда руку Елизавета Никифоровна спрятала. Мария Кондратьевна, та вообще ничего об этой руке даже слышать не хотела. Вот так и вышло, что рука эта только несколько дней назад нашлась, когда сеновал разломали. Я уже сказала Наташе, что заберу и сожгу руку, как и наказывала сделать тётка Антонида.
– А откуда вы знаете, из чего эта рука сделана? – Продолжала допытываться я.
– А это моя бабушка так сказала, может это ей тоже тётка Антонида рассказала. Пойду, сразу же сожгу её, от греха подальше.
Она подхватила мешок и вышла из двора. Мы с Сакатовым посмотрели друг на друга.
– Так она нам пообещала, что новую руку кто-то сделает? Или нет? – Спросил Сакатов.
– Вроде, пообещала. – Неуверенно ответила я.
– Знаешь, звучит логично всё, что она нам сказала. – Сакатов задумался – Я имею в виду новую руку. Вот и Анна мне тоже говорила, что энергетика у кладбищенских деревьев особенная. Видимо, все эти людские страдания делают их непохожими на их лесных братьев. Пошли, Оля, хоть до речки прогуляемся, посмотрим на воду, говорят, это успокаивает.
Мы с ним прошлись до конца улицы, вышли на высокий берег, зашли на деревянный, чуть покачивающийся при каждом нашем шаге, мостик, и залюбовались неспешным и спокойным потоком реки Уфы. Солнце играло на её зеленоватых волнах, было видно песчаное дно, с редкими кустиками водорослей, между которыми резвились стайки мелких рыбёшек. Да, вода успокаивает. Я сначала смотрела на игривых рыбок, потом просто закрыла глаза, подставив лицо тёплому солнышку.
– Оля, знаешь, тебе придётся проводить одной этот ритуал. – Рядом раздался виноватый голос Сакатова – Ночью.