Лефорт
Шрифт:
(Впрочем, в этой информации есть несколько существенных неточностей, скорее всего сознательно допущенных Лефортом с целью подчеркнуть значимость своей персоны. Во-первых, думный дьяк П.Б. Возницын никогда не был канцлером; во-вторых, волонтеры не находились в подчинении Лефорта; в-третьих, он зря зачислил 200 человек в свою свиту — в число этих двухсот входила рота солдат, предназначавшихся для охраны посольства и обоза, а также повара, кузнец, портной и другие лица, обслуживавшие всех великих послов.)
Различия в статусе великих послов подчеркивались двумя признаками: размером получаемого ими жалованья и количеством свиты. Годовое жалованье первого посла было определено
Помимо денежного жалованья великим послам было определено жалованье натурой. Если размер первого, как мы видели, у разных послов отличался, то размер причитавшегося им продовольствия, напротив, был совершенно одинаков: и Францу Яковлевичу, и Федору Алексеевичу велено было выдать равное количество меда, белужьих теш, осетровых, белой рыбы, лососей, а также крупчатой муки и напитков {106} .
Штат посольства предусматривал многочисленный обслуживающий персонал — переводчиков, толмачей, подьячих, лекарей и их учеников, а также скорняков: посольство везло с собой традиционные подарки — меха, причем на колоссальную сумму — 70 тысяч рублей. Также ехали священник, дьяк и четыре карла — все они должны были удовлетворять духовные запросы членов посольства. Вместе с солдатами охраны численность посольства превышала 250 человек. Кортеж насчитывал тысячу саней.
Каждый из великих послов имел свою свиту, но численность ее у каждого из них различалась. Свита первого посла состояла из четырнадцати человек, сплошь иностранцев; свита второго — из восьми человек, сплошь русских; третьему послу было разрешено взять с собой только двух человек.
Лефорт не преминул похвастаться составом своей свиты. В цитировавшемся выше письме брату Ами он писал: «Со мной поедут до двенадцати выбранных мною придворных кавалеров, немецкие или иноземные офицеры… кроме того, шесть пажей, четыре карлика, двадцать ливрейных служителей, которые будут одеты богато, пять трубачей, музыканты, пастор, врачи и хирурги, да рота превосходно снаряженных солдат. Ваш сын, мой племянник, отправляется со мною. Так как я должен проезжать в недальнем расстоянии от Женевы, то может случиться, что я буду иметь счастье повидаться с вами и со всеми милыми родными».
Месяц с лишним спустя, 22 января 1697 года, он извещал брата: «В моей свите состоит более 200 человек. Днем и ночью работают над моим экипажем. Никогда еще из Москвы не выезжало такое большое посольство и с такими превосходными подарками. Кроме того, его царское величество милостиво соизволил назначить меня на пост наместника Новгорода Великого. За мои заслуги при осаде Азова мне милостиво пожалованы несколько деревень с 200 крестьянами; деревни находятся в полутора днях пути отсюда. Кроме того, мне пожалована большая сумма денег, собольи меха и парча, большая позолоченная ваза с именем его царского величества, каменный дом, который его величество приказал построить в мое отсутствие…» {107}
В составе Великого посольства находились родственники великих послов. У Лефорта это был племянник, сын старшего брата Ами, Петр, занимавший ответственную должность секретаря посольства. Он же выполнял обязанности руководителя хозяйством дяди. В свите Головина значились два родственника: сын Алексей Федорович и брат Иван Алексеевич. Оба они должны были сопровождать второго посла до Берлина, где их надлежало оставить для изучения «свободных наук». Даже в свите Возницына значились два его родственника.
Одновременно с дипломатической велась и бытовая подготовка к отправке Великого посольства за рубеж. Великим послам шили новую одежду, в том числе и европейского покроя; для Лефорта было велено изготовить или купить парадную саблю. Обращает на себя внимание любопытная деталь: Оружейная палата получила приказ изготовить для Лефорта две дюжины вилок и ножей. Приборы надлежало изготовить «самым добрым мастерством», с сердоликовыми черенками, «с оправы серебряными золочеными» {108} , — очевидно, что они предназначались для посольской элиты: царя, великих послов и их свиты.
Необходимо отметить еще две важные особенности Великого посольства. В его состав были включены волонтеры — люди, лично известные царю по работе на верфях в Переславле и Воронеже и участию в Азовских походах. Отряд волонтеров первоначально насчитывал 30 человек, разделенных на три десятка с десятниками во главе; позже в отряд вошли еще несколько человек.
Еще прежде указа о Великом посольстве, 22 ноября 1696 года, с Постельного крыльца было объявлено об отправке за рубеж 61 стольника, 23 из них носили княжеские титулы. Отпрыски знатных фамилий должны были постигать кораблестроение и навигацию в Италии, Англии, Голландии. В отличие от них большинство волонтеров Великого посольства не могли похвастаться своим родословием.
Для отправлявшихся за границу молодых людей была составлена особая инструкция. Надо сказать, что если бы каждый из ее семи пунктов был выполнен, то в Россию возвратились бы знающие военно-морское дело специалисты. В самом деле, инструкция требовала от них умения пользоваться морскими картами, «владеть судном как в бою, так и в простом шествии», искать возможности участвовать в боевых операциях флота. По возвращении в Москву «должен всяк по два человека искусных мастеров морского дела привесть с собою до Москвы на своих проторех, а те протори, как придут, будут им заплачены», говорилось в документе {109} .
Известно, однако, что возвратившиеся в Москву волонтеры, как и молодые стольники, посланные в Италию и другие европейские страны, не оправдали возлагавшихся на них надежд — ни один из них не стал капитаном военного корабля и лишь немногие овладели искусством кораблестроения. Отчасти это объяснялось составом лиц, посланных для обучения: княжеские отпрыски и дети боярских чинов привыкли к праздности, не проявляли ни желания, ни умения напрягать умственные и физические силы для усвоения мудростей кораблестроения и кораблевождения. О том, что они уклонялись от обучения и спешили, не пройдя его полного курса, возвратиться на родину, царь писал Виниусу 17 августа 1697 года из Голландии, причем ссылался на Лефорта: «Спальники, которые преже нас посланы сюды, выуча кумпас, хотели к Москве ехать, не быв на море; чаели, что все тут. Но адмирал наш намерение их переменил, велел им ехать в Стат (Статгород в устье Эльбы. — Н. П.) еще ртом пос…ть (то есть подвергнуться морской болезни. — Н.П.)» {110} .