Легавые. Ружье. Загадка Глухого
Шрифт:
— Давай, рассказывай, — сказал Уиллис. — Мы тебя слушаем. .
— Я стоял в очереди в бюро по найму на Эйнсли-авеню, у них там часто бывает работа для строителей. Там я и получил ее в последний раз. А этот тип тоже стоял в очереди. Вдруг он щелкнул пальцами и сказал: «Черт! Я же забыл обед в парке!» Я молчу. Он смотрит на меня и говорит: «Представляешь, я оставил свой обед ни скамейке в парке». Я говорю, мол, какая жалость, и все такое прочее. Действительно обидно — взять и забыть свой обед в парке.
— Что
— Потом он сказал, что придется ему тащиться в цирк. А у него болит нога. Поэтому он и попросил меня сходить.
— А ты, конечно, сразу согласился, — вставил Браун. — Незнакомый тип просит слетать за его жестянкой в Гровс р-парк, ну как тут отказать человеку в такой ерунде?
— Я и отказался, — сказал Ла Бреска.
— Чего ты тогда пришел за жестянкой?
' — Мы разговорились, и он сказал, что его ранило п ногу на войне с нацистами — осколок от мины, чуть было без ноги не остался. 1
— И тогда ты взялся сбегать?
— Нет.
— Как же ты попал в парк?
— Я и пытаюсь рассказать.
— Ты пожалел его, да? — предположил Уиллис. — У него болит нога, на улице холод…
— И да, и нет.
— Ты сказал: зачем вам тащиться в такую даль? — подсказал Браун. '
— Я же говорю — и да, и нет. Я видел его в первый |>пз. С какой стати мне куда-то идти вместо него?
— Послушай, Энтони, — завелся было Уиллис, но быстро спохватился, вспомнив, что из-за поганых Миранды — Эскобеды все может полететь к черту в любой момент. Ведь этот тип имеет право сказать: «Извините, ребята, больше никаких вопросов. Заткнитесь, если не хотите неприятностей».
— Послушай, Энтони, — сказал он миролюбиво, — нам просто хочется понять, почему ты оказался в парке и пошел прямо к той скамейке, где стояла жестянка.
— Ясно.
— Ты встретил инвалида войны. Так?
— Так.
— И он сообщил тебе, что забыл в парке жестянку г обедом?
— Вначале он ничего не говорил о жестянке. Только гкизал, что забыл обед.
— А когда он сказал про жестянку?
— Когда дал мне пять долларов.
— Он тебе их предложил, если ты принесешь ему жестянку. Так?
— Он мне ничего не предлагал, а просто протянул пятерку.
— Он протянул тебе пятерку и спросил: «Сходишь за моей жестянкой?»
— Вот именно. А жестянку он забыл на третьей скамейке, на той аллее, что начинается от Клинтон-авеню.
— И что он просил сделать с ней?
— Принести ему. А он обещал покараулить мою очередь.
— М-да, — пробормотал Браун.
— А что в ней? — поинтересовался Ла Бреска.
— Да ничего особенного. Скажи, сколько этому типу лет?
— Около тридцати пяти.
— Рост?
— Высокий. Примерно метр восемьдесят.
— Как он сложен?
— Нормально, как все.
— Здоровый?
— В общем-то да.
— Волосы?
— Светлые.
— Усы или борода есть?
— Нет.
— Глаза?
— Голубые.
— Каких-нибудь шрамов или родинок не заметил?
— Нет.
— А татуировки?
— Тоже нет.
— Какой у него голос?
— Самый обыкновенный.
— Он говорил с акцентом?
— Вроде нет. Говорил, как все.
— Во что он был одет?
— В коричневое пальто. Еще у него были коричневые перчатки.
— А какой костюм?
— Я не видел, что у него под пальто. Штаны, понятно, были, но на цвет не обратил внимания. Нет, насчет костюма нииичего сказать не могу.
— Ладно. Что у него было на голове?
— Ничего не было.
— Очки?
— Тоже нет.
— Но хоть что-нибудь особенное ты заметил?
— Да, — изрек Ла Бреска.
— Что же?
— У него был слуховой аппарат.
Бюро по найму рабочей силы располагалось на углу)йнсли-авеню и Клинтон-стрит, в пяти кварталах от Гровер-парка. На всякий случай — вдруг человек со слуховым пппаратом все еще ждет Ла Бреску — полицейские решили гдездить туда. На заднем сиденьи расположился Ла Бреска.
Возле бюро толпилась очередь из здоровых парней н рабочей одежде. С замерзшими лицами, пряча руки и карманы, они переминались с ноги на ногу и подрыгивали, стараясь согреться.'.
— Можно подумать, здесь раздают-доллары, — фыркнул Ла Бреска. — Между прочим, за свои услуги они берут недельный заработок. Правда, места подыскивают неплохие. Последний раз благодаря им я проработал восемь месяцев и прилично заработал.
–
— Ты нигде не видишь этого типа? — спросил Браун.
— Отсюда не вижу. Может, выйдем?
— Давай, — согласился Браун.
Первым из машины вылез Уиллис — маленький, легкий, изящный, как танцор. С бесстрастным выражением банкомета он похлопал руками в перчатках и ждал, когда выберется Браун. Тот протиснулся с изяществом носорога, шхлопнул дверцу и стал натягивать на свои ручищи перчатки. ,
— Козырек опустил? — спросил Уиллис.
— Мы же на минутку.
— Лучше опусти. А то эти черти привяжутся и сдерут штраф.
Браун, ворча, полез обратно в машину.
— Ну и холод! — воскликнул Ла Бреска.
Браун опустил козырек на ветровом стекле. К нему была прикреплена картонка, на которой крупными буквами было выведено от руки: «Автотранспорт полиции».
Снова хлопнув дверцей, Браун кивнул своим спутникам. Они зашагали к толпе.
— Видишь его? — спросил Браун Ла Бреску.
— Нет. Пока не вижу.
Они медленно прошли вдоль очереди.
— Ну, как?
— Нет, — сказал Ла Бреска. — Его здесь нет.