Легенда Лукоморья
Шрифт:
– Знать бы, кто этот злодей! – хором воскликнули кот и Леший.
– Уж я бы ему зенки выцарапал! – вспыльчиво пригрозил Варфоломей.
– Уж я бы его еловыми ветками отходил да диких пчел на него натравил, – стиснул кулаки Леший.
– Одно могу сказать точно, – вмешалась я. – Это не Забава, не Стеша и не Любава.
– Сразу все стало ясно, – пробурчал кот.
– Неужто Кощей? – предположил Леший.
Я вздрогнула. Кощей в моем списке подозреваемых значился последним, хотя Варфоломей настаивал, что Кощея как самого загадочного кудесника нужно проверять в первую очередь. В душе я надеялась,
Честно говоря, образ Кощея с ролью властелина Лукоморья у меня никак не вязался – сказывались все те же сказочные стереотипы. Кто такой Кощей? Его тихие радости – прекрасную царевну похитить, над Иваном-царевичем, явившимся невесте на выручку, поглумиться, между делом над златом почахнуть. Ни в одной из сказок Кощей не желал «царствовать и всем владети», не считая кинофильма «Там, на неведомых тропинках», где Кощей при помощи Соловья-разбойника, Змея Горыныча и Лиха одноглазого пленил царя Берендея и партизанку Бабу-ягу, а после заседал в царском тереме, облюбовав трон. Но я в эту историю никогда не верила, потому что Баба-яга там была теткой пионера, который в итоге всех спас, а пионерия и сказочное Лукоморье в моем сознании несоединимы. Пока же наверняка я знала одно: Кощей – темная личность, и слухи о нем ходят самые мрачные. А посему заводить с ним знакомство я не спешила. Тем более после репортажа Колобка и его рассказа о лысом, старом, злобном старике.
– Может, и Кощей, – ответил кот на вопрос Лешего, почесал за ухом и, к моему облегчению, добавил: – А может, и не он.
– Возможно, я чем помогу? – встряла я.
Кот покосился на меня с сомнением, Леший поднял покрасневшие глаза с надеждой.
– Не сильна она в природной магии, – разбил его надежды бессердечный Варфоломей.
– Но я могу хотя бы посмотреть! – заупрямилась я. – Глядишь, пойму, в чем дело.
– Я покажу, – торопливо сказал Леший, цеплявшийся за любую соломинку.
Кот закатил глаза и дернул хвостом, всем своим видом выражая безнадежность моих попыток и тем самым разжигая во мне веру в победу.
– Веди, – велела я и шагнула вслед за Лешим в коридор между деревьями, которые расступались перед нами на глазах.
Вокруг стояла тревожная тишина, нарушаемая только пугливым шепотом листьев и болезненным хрустом веток. На всю округу не было слышно ни одного птичьего голоса – ни крика сойки, ни хриплого карканья вороны, ни чириканья воробья, ни пения дрозда. Даже дятел не напоминал о себе мерным стуком по дереву.
– Леший, – хриплым от страха голосом спросила я. – Почему так тихо?
Тот поднял на меня потухший взгляд.
– В этой части леса особенно неладно, птиц и зверей здесь почти не осталось. Они ушли туда, где еще мало больных деревьев и сухих трав.
Леший вдруг поморщился и схватился за сердце. Мы с котом бросились к нему:
– Что с тобой?
– Ничего, – он прислонился к ближайшему дереву, – сейчас пройдет.
А меня пронзила внезапная догадка: если здоровье леса отражается на внешности его хозяина, может, части леса – это органы тела Лешего? Какая-нибудь сосновая роща – легкие, малинник – правая рука, а дубрава, по которой мы сейчас идем, – его сердце? Тогда, если окончательно вымрет она, умрет и Леший?
– Идем, – позвал Леший, отделяясь от дерева. – Мы уже близко.
Мы шли мимо поникших берез, мимо скорбно стенающих сосен, мимо воинственно нахохлившихся кустарников. Видимых признаков болезней не было, но деревья словно предчувствовали надвигающуюся беду.
– Куда ты меня ведешь?
– Туда, с чего все началось. То дерево, которое зачахло за одну ночь, было первым.
Яблоня, склонившая ветви к тропинке, словно молила отведать ее зеленое яблочко. Я ухватилась за гладкий бочок, но Леший вихрем подскочил ко мне и выбил яблоко из рук.
– Не тронь!
– Ну если тебе так жалко… – насупилась я.
Леший хмуро кивнул на подножие яблони. В пожухлой траве рыжел беличий хвост. Я поежилась при виде остекленевших глаз мертвого зверька.
– Еще три дня назад эта яблоня славилась сладкими плодами, – с горечью сказал лесной хозяин. – Вчера, отведав их, заболели ежи, сегодня погибла белка. Сейчас в округе не осталось живности – напуганные зверьки бежали в другую часть леса.
Я поспешила вслед за Лешим, подальше от отравленной яблони, коварно манившей своими плодами.
– Вот здесь, – глухо сказал Леший, сворачивая на узкую тропинку, – липа цветущая росла, а сейчас…
Его голос сорвался, словно он сообщал о гибели близкого, и Леший замер перед высохшим деревом, на корявых лапах которого раскинулась пульсирующая зеленая паутина. Я вздрогнула, представив, каких размеров должен быть паук, соткавший такое.
– Что это? – спросила я у Лешего.
– Это липа, – бесцветным голосом прошелестел он. – Я помню ее, когда она была еще тоненьким побегом…
Я перебила его, побоявшись, что сейчас он пустится в воспоминания о детстве, отрочестве и юности липы с перечислением всех ее радостей и невзгод, романов с ближайшими кленами и дружбой с березками.
– Что это за паутина?
– Паутина? Где? – Леший взирал на меня с таким искренним недоумением, что я засомневалась в том, что мы видим одно и то же.
– Да вот же! – Я ткнула пальцем в сеть, которая тут же беспокойно заколыхалась и вспыхнула красным. Я ахнула: – Магия!
Леший вскинулся:
– Это точно?
– Ты разве не видишь?
– Мое чародейство особого рода. – Он качнул головой. – Я не умею распознавать порчу. Да и кому могло понадобиться губить деревья?
– Не знаю. – Я настороженно изучала сеть. – Похоже, она пьет силу из дерева.
– Ты можешь ее снять? – с мольбой спросил Леший.
Я посмотрела в его горящие надеждой глаза. Ну как ему сказать, что в Лукоморье я отчего-то растеряла свои волшебные навыки? А вдруг все вернулось, ведь я могу видеть сеть? У меня просто должно получиться на этот раз! Это же не пустяк вроде вызова пиццы в избу, это – вопрос жизни леса и его хозяина. Даже Варфоломей говорил, что…