Легенда Лукоморья
Шрифт:
– Когда? – удивилась я.
– А тогда, когда Стеша воду хлебала – Илья тебя спрашивал, а ты кивала.
– Так я же не слышала, что он говорит, – замялась я. – И что я ему наобещала?
– Чего только не наобещала! – насмешливо фыркнул кот. – И что замуж за него пойдешь до окончания лунного месяца, и что пироги ему станешь каждый день печь с капустой, с мясом, и что суп с куриными потрошками будешь готовить.
– Да я даже готовить его не умею! – поразилась я.
– Пришлось бы научиться, – усмехнулся кот, спрыгивая на землю. – А молодец ты, – похвалил он. –
Я не стала разочаровывать его и признаваться, что это было случайностью.
– Спасибо, кстати, что отвлек его, когда он мне пузырек с зельем сунул, – поблагодарила я.
– Пустяки! – великодушно тряхнул ушами кот и, прищурившись, спросил: – А в колодец люблянку ты от большого ума вылила или от недомыслия?
– А ты как думаешь? – смущенно ответила я.
– Я думаю, что теперь в Замышляевке начнется веселая жизнь, – ухмыльнулся он. – До тех пор, пока колодец полностью не обновится.
– И долго он будет обновляться?
– Как с дождями повезет.
Бросив взгляд на чернеющий в сумерках колодец, я подумала, что Сидору уже завтра будет чем разжиться для своей желтой хроники. Если только он раньше не отправится к замку Кощея, выполняя наказ Забавы. Впрочем, я почти уверена, что, пока капля любовного зелья полностью не выветрится из Сидора, Замышляевку он не покинет. Так и будет сидеть в засаде у дома Стеши и тихонько поскуливать от ревности.
Рано утром мы вышли за околицу деревни.
– Теперь куда? – спросила я кота.
– Вестимо куда, домой! – обозначил наш маршрут тот. – Пора бы уже твоему Ивану передать для нас весточку. А может, – он мечтательно закатил глаза, – он уже вернулся с Василисой и ждет нас в избушке?
– Хорошо бы, – вздохнула я, потирая бока. Все-таки ночлег на лавке, покрытой овечьей шкурой, – это не ночь в пятизвездочном отеле. Я уже так соскучилась по своему мягкому диванчику в московской квартире! Скорей бы уж закончилась моя последняя миссия – и домой.
– А как добираться домой будем? – поинтересовалась я, когда мы свернули на тропинку, ведущую к лесу. – Пешком?
Блудная ступа, доставив нас к Замышляевке, снова взбрыкнула и умчалась восвояси.
– Пешком-то долго. – Кот остановился, почесал лапой за ухом, что-то решая, и объявил: – К Лешему обратимся! Он нас своими тропками вмиг к избе выведет.
Я глянула на кромку приближающихся деревьев и вдруг ощутила непонятную тревогу. Как будто по сердцу царапнули острым когтем. С чего вдруг? Ничто не предвещало опасности. Кот, не выдавая беспокойства, вприпрыжку бежал к деревьям и, то и дело подскакивая к траве, росшей по краю тропинки, шаловливо сбивал лапой росу с цветочных шляпок. Лес был диво как хорош в лучах рассветного солнца. Хоть фотографируй его на календарь «Красоты природы» или пейзаж с него пиши. Розовое небо подпирают верхушки сосен-великанов, и лес представляется сказочным замком, обнесенным высоким забором. Забор зелен, и легко можно представить, что это не деревья стоят, сплетшись ветвями, а вьюны обвивают высокие каменные стены. А кроны деревьев, растущих вдалеке, можно принять за россыпь башенок, которые высятся в центре сказочного замка.
– Замок Спящей красавицы, – завороженно прошептала я, не сводя глаз с леса.
– Чего бормочешь? – обернулся ко мне кот.
– Да так. – Я не стала посвящать его в свои мысли. Однако чувство тревоги по мере приближения все крепло, и я невольно замедлила шаг.
Лес таил в себе неясную опасность, он пугал, несмотря на присутствие Лешего. Хотелось развернуться и бежать со всех ног обратно в деревню, забиться в сени гостеприимной хозяйки, укрыться с головой овечьей шкурой и лежать, не высовывая носа наружу.
– Ты чего там замешкалась? – Варфоломей нетерпеливо тряхнул хвостом.
– Ты… – Я облизнула пересохшие губы. – Ничего не чувствуешь?
– Чувствую, что родная избушка уже близко, – усмехнулся он. – А там и печка, там и сливочки в скатерке. Догоняй!
Кот в несколько прыжков достиг леса и исчез за раскидистым кустом. Я нехотя прибавила шаг и вдруг поняла, что меня насторожило. Мертвая, абсолютная тишина, не нарушаемая ни птичьим гомоном, ни хрустом веток. Из лесу не доносилось ни звука. Пригоршня мурашек скатилась по спине, но я пересилила страх и ступила под сень деревьев.
Лес изменился, я почувствовала это сразу. Когда я в первый раз попала в лес, в пылу обиды сбежав от избушки подальше, лес заражал своим спокойствием. Теперь же в воздухе царило ощутимое напряжение, предчувствие чего-то недоброго, страх. Кот метнулся к моим ногам, зашипел, выгнув спину. От ближайшего дерева отделилась темная тень и я испуганно вскрикнула.
– Леший! – ошеломленно выдохнул Варфоломей. – Что случилось?
Фигура вышла из тени на свет, и я потрясенно ахнула. Невозможно было узнать в поникшем оборванце Лешего. От прежней цветущей красоты не осталось и следа, он еще больше подурнел с нашей последней встречи. Глаза потухли, кожа потускнела, губы посерели. Спутанные волосы торчали соломой и были пересыпаны сухими листьями.
Передо мной стоял человек, сломленный горем.
– Плохо выгляжу? – невесело усмехнулся Леший, и даже голос его прозвучал по-другому: прежде звеневший ручьем, сейчас он скрипел, как сломанная ветвь.
– Сам знаешь, – не стал деликатничать Варфоломей.
Леший мутным от горя взглядом посмотрел на кота и выдохнул:
– Лес болеет.
– Вижу, – хмуро заметил кот. Судя по его тону, вид Лешего был показателем здоровья леса, и любые природные катаклизмы мгновенно отражались на внешности лесного хозяина. – Рассказывай.
– Неведомая хворь на деревья напала. И дня не проходит, чтобы вековой дуб или красавица сосна не пали, – с горечью поведал Леший.
– А в чем дело? – мрачно спросил кот.
– Гниль их изнутри разъедает. Еще вчера обходил лес – стояли деревья, глаз радовали. Сегодня иду – не видать красавицы березки! – На глазах Лешего проступили капельки росы, голос заскрипел, как поверженное грозой дерево. – Бегом туда – а на полянке трухлявый пень да прогнивший насквозь ствол. Сперва думал, обойдется, а теперь уж…