Легенда о бабочке

Старик сидел на солнечном камне в блаженном безмыслии. Иногда его привлекал смех маленьких баловней, которые бегали по поляне, гоняя яркокрылых мотыльков. Он уже давно запутался, какие из них его правнуки, а какие соседские. Внуков еще помнил, но тоже, случалось, ошибался, какой из них, от которого из его сыновей.

Старик чувствовал, что годы его сочтены, что времени осталось только подвести итоги и замечтать новое рождение, а потом решить, через кого из малышей он придет младенцем.

На его посох села крупная бабочка и ритмично замигала замысловатым узором, радуя глаз и приглашая в свой мир. Бабушка

рассказывала, что после смерти душа превращается в бабочку. Сказки, конечно... А что там на самом деле?

Вот уже несколько дней он не решался даже задуматься на эту тему. Благо, стояли теплые осенние дни.

Старик сосредоточился и в очередной раз начал поиск единственно правильного решения. Это была не просто дань традиции. Нельзя было наугад ткнуть пальцем в самого симпатичного ребенка, ведь от этого решения зависела судьба не только этого малыша, но и всего рода. Своим решением он направлял живу по конкретному руслу: сын–внук–правнук и далее. Но это вовсе не означало, что все остальные его потомки не были им любимы. Это означало лишь то, что на одного из них он возлагает особую ответственность и доверяет ему свою следующую жизнь. Никто из многочисленной родни, которая соберется, чтобы попрощаться с ним, не узнает, кому из детворы прадед скажет заветное слово.

Старик улыбнулся, вспомнив тот яркий осенний день, когда его прадед и прабабка собрались уходить к предкам. На этой же самой поляне собрали они свой род. Было много людей: его двоюродные дедушки и бабушки, дяди и тети и множество двоюродных и троюродных братьев и сестер. Некоторых он видел впервые.

Праздник продолжался несколько дней. Знакомились, играли в разные игры, дедушки и бабушки рассказывали сказки и загадывали загадки. А в конце, уже перед тем, как всем разойтись, старик со старухой сели на этот самый камень, и к ним по очереди начали подходить малыши. И каждому они что-то шептали на ушко, обняв и поглаживая по голове. Бабушка пожелала, чтобы он обязательно научился играть на дудочке. «Научишься?» – спросила она. «Да», – кивнул он. «Спасибо, – улыбнулась бабушка. – Я буду слушать, как ты играешь». А дед обнял его и сказал: «Внучек, береги свое чистое сердце, передавай свет свой детям и правнукам, потому как хочу через твою веточку вновь родиться молодым листочком на древе нашего рода. Согласен ли ты стать проводником души моей?» – «Да», – кивнул он, и на глаза его внезапно набежали слезы, а сердце как-то особенно сильно заколотилось. «Только никому не говори, – подмигнул прадед. – Это наш с тобой секрет».

После тех проводов они прожили еще несколько лет и ушли незаметно.

Старик улыбнулся этим воспоминаниям. Он выполнил свое обещание. У прадеда теперь богатый выбор, кого из этих сорванцов выбрать себе отцом или матерью. Пришло время и ему выбирать, кто понесет сквозь годы его живу.

– Дедушка! Сыграй на дудочке, – писклявым голоском попросила маленькая девочка, дергая его за рукав.

«Ладно, – решил старик. – Завтра уже точно начну думать, а пока...» – Он достал из-за пояса флейту и заиграл...

– Доброе утро!

– Ага... доброе...

– Ты что? Не слышишь? Сотовый...

– Слышу...

– А почему не берешь трубку?

– Это будильник, «Одинокий пастух», я всегда под нее просыпаюсь, – улыбнулась Оксана и снова провалилась в утренний сон.

– Красивая музыка, – Александр потянулся. – А главное так в тему: мне как раз снилось, что я достал дудочку и заиграл. Играю, а сам удивляюсь: «Надо же, как красиво я умею!»

Оксана засмеялась, потом резко вытянулась, как кошка, перевернулась,

мяукнула, зевнула и открыла глаза.

– Везет тебе! На дудочке во сне играешь! А мне все еще снятся суды, адвокаты, прокуроры. Никак не могу поверить, что все закончилось. Просыпаюсь каждое утро и чувствую страх.

– Да ну? А я думал, ты вообще не знаешь, что это такое. Я просто удивлялся твоему спокойствию. Особенно тогда, помнишь, когда зачитали приговор? Твое лицо даже не дрогнуло.

– Да? – Оксана усмехнулась. – Смутно помню, как будто все это было не со мной.

Она перевернулась на спину и обратила свой взор куда-то сквозь белый потолок.

Услышав про семь лет лишения свободы, она даже не успела отобразить на лице тот внезапный ужас, который буквально раздавил ее душу.

Первая мысль, которая пробилась к ней сквозь черный туман, была: «Хорошо, что мама этого не слышит». Вторая мысль выбралась из-под обломков разрушенной жизни и жалобно каркнула: «Странно! Адвокат был на сто процентов уверен в успехе». И она поползла куда-то, волоча поломанное крыло.

Оксана бросилась за ней. Казалось, что самое необходимое сейчас – это правильно сложить раздробленные косточки и наложить шину, а все остальное не так уж и важно. Но как только она попыталась взять несчастную на руки, так тут же получила агрессивный удар клювом в запястье – это в реальности защелкнулись браслеты-наручники. А птица-мысль продолжала удирать от нее, опираясь о землю здоровым крылом. Когда Оксану выводили из зала суда, она старалась не упустить из виду беглянку, чтобы потом все-таки поймать ее и оказать необходимую помощь.

Что происходило дальше, уже почти стерлось из памяти. Ее куда-то везли, потом вели, потом заперли в камере. Но зато она отлично помнила, как шла по следам раненой птицы, находя в дорожной пыли то свежие капли крови, то потерянные белые перья.

«Куда же она может идти?» – задумалась Оксана, когда окончательно потеряла след и заблудилась. Она огляделась по сторонам, и лес показался ей знакомым. Да это же та самая поляна, на которой ждет древний волхв, обещавший взять на обучение ее далекого прадеда. А вот и он сам. Если не знать, что он здесь, ни за что его не заметишь. Оксана подошла к нему медленно и осторожно, чтобы не напугать белую птицу, которая смирно сидела, пока старец исцелял ее.

Волхв поднял взгляд на Оксану, а потом перевел его на маленький холмик, который удобно было использовать как сиденье.

«Спасибо, я еще насижусь», – подумала Оксана, и старец беззвучно усмехнулся, оценив черный юмор своей гостьи. Немного подумав, Оксана все-таки села и замерла, подобно птице, ощущая, как срастаются разрушенные нервы и как уходят из души боль и страх. Через некоторое время птица очнулась, взмахнула исцеленным крылом, как бы проверяя, не затаилось ли где, между перышками, остатков боли, потом подпрыгнула и полетела.

Старец проводил ее взглядом и перевел его на Оксану.

– Ну, здравствуй! – сказал он с той интонацией в голосе, которой встречает директор школы набедокурившего ученика.

– Добрый день, – ответила Оксана.

Какое-то время они сидели молча, потом Оксана спросила:

– Неужели вы тоже считаете, что я виновата?

Старец посмотрел на нее с хитрым прищуром, едва пряча в бороде улыбку.

– Мы? – удивился он и огляделся по сторонам, как бы в поисках остальных. Потом он глянул куда-то вверх и кивнул: – Ах да, конечно же мы. Да, мы считаем, что ты виновата... в том, что слишком самоуверенна, в том, что недооценила сложность ситуации, не увидела подводных камней.