Легенда о флаге
Шрифт:
До барказа осталось метров пять. Теперь уже отчетливо видно: сидит глубоко. Не будь сейчас штиль — давно захлестнуло бы.
Барказ медленно разворачивало с кормы на борт, и теперь его можно было хорошо разглядеть, особенно когда очередная волна легонько приподымала его. Он влажно поблескивал бортом на солнце, кое-где на досках обшивки из-под зеленой краски белели полоски свежего дерева, словно поклевано. Осколками или пулями?
Еще бросок, еще…
Уже под бортом. Ухватился за него:
— Эй, на барказе!
Только всплеск волны ответом.
Подтянувшись на руках, заглянул
Рывком перевалил через борт. Барказ на миг чуть накренился. Хлюпая босыми ногами по воде, поспешил к лежавшему.
Нагнувшись, взял за плечи, повернул лицом вверх… «Одногодок мне, наверное… Года двадцать три, не больше…» Только сейчас Иванов заметил, что тельняшка порвана на боку и под нею белеет бинт с расплывчатыми бурыми пятнами. Вода не смыла крови. Убит… Впрочем, Иванов понял это сразу же.
«Наверное, с самолета обстреляли…» Иванов огляделся. Были ли на барказе еще люди? Что стало с ними? Может быть, бросились в воду, чтобы отплыть, спастись от обстрела, и не спаслись?
Воды на дне примерно по щиколотку. Иванов обратил внимание, что несколько пробоин аккуратно заделаны изнутри клочьями синей матросской фланелевки, обрывки ее лежат на днище. Там же приметил нож-штык от самозарядной винтовки, без ножен, набухшую от воды бескозырку с надписью «Черноморский флот», карабин с оборванным ремнем и дубовый, с овальными донцами бочонок — шлюпочный анкерок для питьевой воды. Не утерпел, схватился за него. В анкерке бултыхнуло. Есть вода! Присел на корточки, дернул пробку, приподнял анкерок. Глоток, другой… Вода! Вода — хоть и теплая, нагретая солнцем, в другое время не взял бы и в рот такую, — она показалась изумительно вкусной, пресная вода, которую можно пить…
Но где-то на втором или третьем глотке спохватился: «А Маше, Васюкову, Пете?» Нестерпимо хотелось глотнуть еще, но заставил себя оторваться. Бережно ввернув пробку, поставил анкерок на прежнее место.
Поискав взглядом среди зеркально сверкающих волн, нашел кузов — тот был едва заметен над водой. Было видно: Петя и Васюков орудуют доской, пытаясь подогнать кузов к барказу, а Маша размахивает беретом, что-то кричит.
Быстро еще раз пробежал глазами по барказу. Пара весел, принайтовленных [20] изнутри вдоль бортов, мотор на корме… Исправен ли? Есть ли горючее?
20
Принайтовленных (морск.) — закрепленных.
Помахав бескозыркой друзьям, вытащил весла, вставил их в уключины и погнал барказ навстречу кузову.
Когда кузов и барказ поравнялись бортами, Маша сразу же схватилась за свою сумку:
— Здесь раненый?
— Убитый… — пояснил Иванов.
Все помолчали. Каждый из них мог бы сейчас лежать в воде вот так…
Первым нарушил молчание Васюков:
— И схоронить негде…
— По морскому обычаю похороним, — откликнулся Иванов. — Только попейте сперва.
— Есть вода? —
— Вот! — Иванов хлопнул ладонью по округлому боку анкерка.
Все перебрались на барказ. Утолили жажду. Анкерок с остатками воды был отдан на сохранение Маше. В корме нашелся свернутый кусок замасленного брезента, которым, наверное, накрывали мотор во время стоянок. Брезентом обернули, насколько хватило, тело погибшего моряка. Перед этим Иванов осмотрел карманы брюк погибшего в надежде обнаружить какие-либо документы. Но отыскал только самодельную зажигалку из винтовочного патрона да промокший пустой кисет, на котором голубым по коричневому было вышито «Оксана» и рядом — цветочек.
Всех огорчило отсутствие груза, который можно было бы привязать, как полагается, к ногам умершего. Без груза тело будут носить волны, и не будет ему покоя…
Но тут Васюков предложил, показав на кузов, который еще болтался на волне возле борта барказа:
— А положим этого бедолагу сюда. Вроде гроба ему послужит…
Надели на умершего намокшую бескозырку, найденную в барказе, переложили тело в кузов. Иванов оттолкнул кузов и обнажил голову. Сняли пилотки Васюков, Петя, сняла и Маша свой берет.
Прощай, неизвестный товарищ… Прости — не смогли схоронить тебя по морскому закону, чтобы глубины стали твоей могилой. Может быть, повстречается твоя плавучая гробница с каким-нибудь нашим кораблем, и тогда будет исполнен перед тобой последний долг, как положено его исполнить. А пока — пусть плещут вокруг тебя волны родного Черного моря, пусть омывает тебя его прозрачная вода. И пусть светит тебе в последний раз жаркое наше солнце…
Кузов некоторое время плыл рядом с барказом, словно не хотел отставать, потом волна стала относить его.
По всем признакам берег был недалеко — снова несколько раз слышался в стороне зловещий, с подвывом, гул авиационных моторов. Не было сомнения — летают немцы.
Самым главным сейчас было — уйти подальше в открытое море. Иванов, которого после гибели старшины все признавали как бы за командира, посадил на весла Петю и Васюкова, приказав держать наперерез волнам, катящим к еще не видному берегу. Маше поручил следить за воздухом, а сам присел к мотору: «Может, запущу?»
Хотя был он по специальности не моторист, но приходилось, когда на бронекатере служил, и с моторами дело иметь. Не то чтобы по обязанности, а так, интересовался, во время ремонта Мансуру помогал. На бронекатере моторы — звери, не то что эта кроха на барказе. Что здесь? Двухцилиндровая десятисилка, работает на соляре. Был бы здесь Мансур… Ему любой мотор — раз плюнуть. Да что ж… Придется без Мансура. Матросская смекалка поможет.
Он довольно быстро определил, что мотор исправен, только один проводок, ведущий от магнето к головке цилиндра, перебит пулей. Устранить повреждение не составляло труда. Горючее в баке имелось. Вдобавок в корме стояла непочатая канистра.
Вскоре после того как Иванов занялся мотором, тот фыркнул, фукнул из-под кормы в воду голубым дымком и бойко затутукал. Иванов скомандовал:
— Убрать весла!
Оставляя за кормой пенный след, барказ, чуть подскакивая носом на встречной волне, резво пошел вперед.