Легенда о гетмане. Том I
Шрифт:
Вдруг гетман обратил внимание на одну из телег, где на подстеленной охапке сена, угрюмо опустив головы, полулежали два шляхтича. У одного из них рука была на перевязи. Лицо Богдана озарилось хищной улыбкой и, тронув острогами своего буланого Бурана, он подъехал к телеге. Поравнявшись с ней, Хмельницкий с издевкой в голосе спросил:
– Ну, что, пан Потоцкий? Хотел меня в темницу бросить, а сам оказался у меня в плену!
Коронный гетман поднял голову. Его лицо перекосила злобная гримаса. Посмотрев в глаза своему заклятому врагу, он высокомерно ответил:
– Не ты, холоп, меня пленил, а доблестные татарские воины! Чем с ними расплачиваться будешь?
–
Не дожидаясь ответа, он отъехал от телеги и возвратился на вершину холма, куда уже с одной стороны подъехал Тугай-бей, а с другой – Кривонос и Кречовский.
Глава пятая. Чигирин
По широкой степной дороге, тянувшейся вдоль извилистого берега Тясмина, легкой рысью по четыре всадника в ряд двигался сильный казацкий отряд. Копыта коней взбивали железными подковами высохший грунт и за колонной всадников поднималось облако пыли, которая долго еще висела в неподвижном воздухе. Было уже не по-весеннему жарко, тихо и безветренно. Высоко в небесной синеве таяли редкие прозрачные облачка, да откуда-то из поднебесья доносилась едва слышная трель невидимого жаворонка.
Ехавший впереди молодой с небольшими черными усиками на верхней губе казак, судя по перначу, заткнутому за пояс, сотник, то и дело поднимался в стременах, как бы пытаясь заглянуть за край горизонта.
– Не сбились ли мы с дороги, Верныдуб? – повернулся он к скакавшему рядом с ним на огромном вороном коне средних лет запорожцу с пшеничными усами, опускавшимися едва ли не до середины груди и с такого же цвета оселедцем на гладко выбритой голове…
– Не волнуйся, пан сотник, – ответил тот, сняв шапку и вытирая рукавом потный лоб, – до Чигирина осталось совсем немного. А сбиться с дороги, двигаясь вдоль Тясмина, мы не можем. Речка сама выведет нас к городу.
Верныдуб был известен на Запорожье своей неимоверной силой. Укоренившееся за ним прозвище он получил еще в далекой юности, когда на спор вырвал с корнем молодой дубок в пол-обхвата толщиной. С годами силы в нем еще прибавилось и даже гигант Данила Нечай как-то схлестнувшийся с ним в шутливом единоборстве, потерпел поражение. Ростом Верныдуб на целую голову превышал обыкновенного человека, а плечи были такими широкими, что он проходил не в каждую дверь. Однако он отличался не только силой, но и острым умом, хорошо знал обычаи и повадки татар, исходил пешком всю Украйну от Сечи до Львова, у казаков пользовался непререкаемым авторитетом. Хмельницкий давно знал Верныдуба, поэтому и послал его вместе с Дорошенко в Чигирин.
Молодой сотник, получив гетманский наказ, не стал зря тратить время и уже вечером выступил в поход. Казаки двигались налегке, взяв с собой запас провианта и корма для коней только на трое суток. У каждого всадника из оружия был самопал, пороховница, запас пуль, сабля, кончар и пика. К седлам у всех были приторочены лопатки, без них запорожцы никогда не выступали в поход. Дорошенко с помощью Ганжи отобрал себе только тех казаков, которые были хорошими наездниками, поэтому рассчитывал за двое суток добраться до Чигирина. Расщедрился полковник и на коней для своего бывшего воспитанника, отдал лучших из захваченных у поляков в качестве трофеев. Желая как можно лучше выполнить возложенное на него поручение, молодой сотник торопил казаков, останавливаясь только для того, чтобы дать отдых лошадям.
Но не только приказ гетмана был тому причиной. Затаенное глубоко в его сердце желание повидаться с Оксаной Яненко пуще гетманского повеления влекло
– Как она там, моя голубка, моя ясочка? – непрерывно повторял он про себя. – Помнит ли еще казака, который любит ее больше жизни? Или, может, давно забыла уже?
Действительно, со дня их последней встречи прошло уже больше полугода, а ветреный характер Оксаны был ему хорошо известен. В тот их последний вечер она была веселой и игривой, все время подшучивала над ним. Когда, наконец, он решился признаться ей в любви, девушка лишь рассмеялась и, стрельнув глазками, убежала в дом. Так он и не понял тогда, как она восприняла его слова о своих чувствах. Сейчас, вспоминая Оксану, он ощущал, как теплая волна поднимается к его сердцу. Перед его глазами вставал ее образ – русая головка в обрамлении венца туго заплетенных косой волос, круглое девичье личико, сияние голубых очей, подобное блеску камешков намиста, которое он ей в тот вечер подарил первый раз в жизни. Он вспоминал ее лукавые взгляды из-под стыдливо опущенных темных ресниц, ямочки на румяных щечках, белоснежную шею и трепетную грудь. Воспоминания будоражили воображение юноши, на его смуглых щеках выступил румянец, а большие карие глаза затуманились мечтательной дымкой.
– А вот уже и Чигирин, пан сотник! – возвратил его к действительности зычный голос Верныдуба. – Только почему-то ворота закрыты и на валах полно народу. Что там у них происходит?
Ответ на этот вопрос они получили довольно скоро. Едва отряд приблизился на расстояние выстрела, как из-за валов грянул нестройный ружейный залп. К счастью, пули пролетели выше и никто не был ими задет.
– Стреляют как какие-нибудь гречкосеи, – презрительно сказал Верныдуб. – А не угостить ли и нам их каленым горохом в ответ, пан сотник?
– Нет, давай сначала разберемся, что происходит, – ответил Дорошенко, внимательно рассматривая толпящихся на валах людей. – По-моему, это не ляхи.
Осадив коня, он отдал приказ отряду остановиться, а сам вдвоем с Верныдубом выехал вперед и продолжил двигаться к воротам.
Подъехав ближе, он крикнул:
– Эй, вы там, открывай ворота.
– А ты кто такой, чтобы командовать тут? – спросил с валов чей-то громкий голос.
– Запорожский сотник Дорошенко, прибыл в Чигирин по приказу ясновельможного гетмана Хмельницкого, – ответил Петр.
– Что-то не похож ты на сотника, больно молод еще, да и люди твои больше смахивают на ляхов – вон как разодеты. С каких это пор на Сечи такие кунтуши и жупаны появились? Походов на Крым и турков давно не было.
– А ну открывай ворота, вражий сын, тебе говорят, – вмешался в разговор потерявший терпение Верныдуб. – Сказано тебе, что от запорожского гетмана прибыли, а что одеты в панскую одежду, то и значит, что после битвы ее у ляхов отобрали.
– Да это же действительно наши, казаки, – раздались голоса с валов. Открывай браму, Ясько, это ж наши!
– А если нет? – упорствовал тот, кого звали Яськом. – Эй вы, двое, подъезжайте поближе. Если ты действительно Дорошенко, то тебя тут многие знают.
Но едва Дорошенко с Верныдубом тронули коней, как из-за валов раздался чей-то властный приказ открыть браму. Ворота распахнулись и навстречу запорожцам вылетел на белом в яблоках коне всадник. Подскакав к ним, он, не слезая с лошади, обнял Дорошенко, затем отстранил его от себя и восхищенно сказал:
– Ну, истинный гетман, прямо вылитый твой дед, царство ему небесное. Вот таким же и он был перед своим последним походом на Крым. Рад видеть тебя в добром здравии! А теперь рассказывай, как там батько Хмель?