Легенда о Гончих Псах. Повесть
Шрифт:
«Бальзак» нахмурился.
– Что я писал? Ты, парень, ври, да не завирайся. По ухватке вижу: рыбак небось иль китобой. А у них деньги бешеные, потому и не берегут. На берег вырвутся, зальют зенки, а потом без порток опять в море.
Кирилл понял, что сходство его нового знакомого с классиком французской литературы чисто внешнее: автор «Человеческой комедии» изъяснялся более изысканно.
– А вам кто не велит?
– спросил он.
«Бальзак» искренне удивился:
– А мне зачем? Худо-бедно - две сотни с выслугой имею. Хватает.
– Мелкомасштабно мыслите, дядя, - с превосходством сказал Кирилл.
– Две сотни по теперешним временам - тьфу, ничего! От аванса до получки.
– Скажите, какой миллионер… - протянул «Бальзак».
– То-то я и гляжу: шея у тебя как у быка хвост.
И он захохотал, показывая крупные, здоровые зубы, уверенный, что сразил противника наповал.
Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы вдруг не затарахтела и не засвистела «оказия». Потом в рубке отворилась дверь, и чья-то голова в фуражке с «крабом» вежливо осведомилась:
– Эй, на пирсе! Пешочком потопаете или как?
– «Или как»!
– передразнил голову «Бальзак» и слез с бочки.
– Выдрыхлись, а теперь торопят, - ворчал он, направляясь к сходням, возле которых неизвестно когда появился чернявый, все время подтанцовывающий парень в тельняшке под распахнутым ватником.
Пропустив «Бальзака» и Кирилла, парень убрал сходни и, все так же подтанцовывая, пошел на нос пароходика, где другой парень, тоже в тельняшке и ватнике, возился с причальным канатом, укладывая его восьмеркой вокруг торчащих вдоль борта железных чушек.
– Сюда, - сказал «Бальзак», когда Кирилл в нерешительности замешкался на скользкой от солярки палубе, не зная, в какую сторону ему идти.
Они прошли на корму и по круто уходящему вниз трапу спустились в тесный коридор с рядами одинаковых дверей по обеим сторонам.
«Бальзак» плечом толкнул одну из них.
Каюта, в которой они очутились, была, как и коридор, тесна и, по всей вероятности, служила пристанищем транзитникам вроде Кирилла, Здесь были две похожие на обыкновенные топчаны койки, наглухо привинченный к полу стол и железная раскладная скамья. На койках лежали матрацы и подушки без наволочек. Единственный иллюминатор упирался в серый бетон пирса, покрытый жирными потеками солярки и зелеными, скользкими водорослями. Слышалось шипение вырывавшегося откуда-то пара, тяжелые всплески загустевшей зимней воды.
Кирилл засунул под койку чемодан, разделся и, не снимая ботинок, растянулся на матраце, прислушиваясь к дрожи тонкостенных перегородок, к выкрикам и топоту наверху. В иллюминатор было видно, как, отдаляясь, проплыла мимо стена пирса, как кончилась она, открыв серое низкое небо, пропоротое мачтами стоявших о порту судов.
– Поплыли, - сказал Кирилл, радуясь тому, что все так ловко устроилось, что впереди его ждут хотя и неизвестно какие, но все равно перемены. Было немного тревожно и грустно, и хотелось, чтобы кто-нибудь махнул сейчас рукой с пирса.
– Лопатку проскочим, а там, считай, дома, - сказал «Бальзак». Он покрепче закрутил барашки иллюминатора, потом выволок из-под койки битком набитый баул и стал что-то искать в нем.
– Какую Лопатку?
– не понял Кирилл, занятый своими мыслями.
«Бальзак» посмотрел на него, как на больного.
– Тебя, парень, что - пыльным мешком по голове стукнули? Одна здесь Лопатка!
Кирилл, вспомнивший, с чего все началось, рассмеялся.
– Ты извини меня, дядя, - сказал он, - я ведь на Востоке впервые.
– Та-ак, - помолчав, сказал «Бальзак». И поинтересовался: - Вкалывать или, может, в гости?
– Вкалывать, дядя. Наниматься еду. Говорят, у вас тут работать некому.
И тут Кирилл почувствовал, что допустил какую-то оплошность, потому что маленькие глазки «Бальзака» вдруг хищно сверкнули, а ноздри раздулись. Бросив баул, он с неожиданным проворством пересел на койку к Кириллу.
– Слушай, мил-человек, - заторопился он, - а зачем тебе наниматься? Иди ко мне!
– Это куда же?
– осторожно поинтересовался Кирилл, не ожидавший такого стремительного развития событий.
– На почту. Письма возить.
– Тогда не по адресу, - сказал Кирилл.
– Ты что, дядя? Какие письма? Я в море уйду!
– Дурак, - просто сказал «Бальзак».
– Утонешь, как пить дать утонешь! А мне человека во как надо! В кадрах, вишь ли, был нынче. Нету, говорят, человека. На месте, говорят, подбирай. А кого подбирать, ежели нету! Человек не бревно, на дороге не валяется.
Он перевел дух, но, заметив, что его слова не производят должного действия, усилил натиск.
– Да ты в положение войди! Шумный - раз, Курбатов - два, Почтарёво - три, - стал загибать он пальцы, и Кирилл заметил, что на левой руке у него недостает трех.
– Все в разных концах, и всюду Кулаков мотается, ну прямо разрывается парень. А ты - наниматься. Некуда сейчас наниматься, зима на носу.
– Найду куда, - беспечно сказал Кирилл. Он был настроен оптимистически.
«Бальзак» усмехнулся со знанием дела.
– Найдешь, как же! Гальюны драить, факт!
– Знаешь, дядя… - сказал оскорбленный Кирилл, но «Бальзак» не дал ему договорить.
– Знаю, милый, знаю! Побережный, - тут он ткнул себя кулаком в грудь, - все знает! Четвертной скоро, как здесь. Спроси любую собаку на островах, она тебе скажет, кто такой Побережный. Так вот я и говорю: наниматься сейчас - дохлое дело. С весны надо.
Кириллу стало скучно. «Бальзак» оказался всего-навсего Побережным, и еще неизвестно было, подозревал ли вообще последний о существовании великого романиста.
– А подъемные дадите?
– спросил он, желая перевести разговор на шутливую волну. Но он не на того напал.
– Дам!
– твердо ответил почтмейстер.
– Два месячных оклада.
В дверь просунулся подтанцовывающий матрос.
– Григорь Митрич, чайком побаловаться не желаете?
– весело предложил он.
– Закрой дверь!
– приказал окончательно разоблаченный «Бальзак».
– Поговорить с человеком не дадут!