Легенда о невесте людоеда
Шрифт:
Первым делом Терисия съела хлеб, потом нетронутые фрукты, и уже хотела было взяться за погрызенный сыр, как до ее слуха донеслись шаги снаружи. «Да провались ты в Ад, сатанинский выродок!» — подумала девушка и тут же впилась зубами в ломоть сыра, даже не выбирая целого места. В таком виде и застал ее король монстров, вошедший в комнату с новым мешком еды.
Испуганная Тери забыла собственное негласное правило не смотреть на морду монстра, не глядеть в страшные глаза. Нет, сейчас она беззастенчиво пялилась на него, застыв с непрожеванным сыром во рту. Монстр смотрел на нее сначала с недоумением, а потом начал смеяться, да с таким энтузиазмом, что даже начал держаться за стену, чтобы не упасть. Смех этих существ сам по себе внушал трепет, но в этой ситуации Тери он принес долю облегчения и снял
В конце концов, приступ смеха отпустил его, медленно подошел ближе. Положив около клетки новый мешок, король слегка наклонился. Изувеченное шрамом и без того уродливое лицо тронула кривая улыбка, когда он произнес без злости и гнева:
— Собери мусор в первый мешок и не ешь дрянь. Она нечистая из-за крыс. Вы, люди, неужели дерьмо всякое в рот пихаете? До чего тупые создания.
Не дожидаясь ни ответа, ни какой-либо реакции, он развернулся и неспешно покинул комнату, в этот раз уже без громкого хлопанья дверью. Вместо этого она услышала, как щелкает дверной замок. Ее заперли. «Да уж, будто одной этой клетки мало!» — подумала девушка сердито. Ее неприятно задело оскорбление со стороны царя, глупее его она себя точно не считала, да и про то, что еду после крыс нельзя есть, тоже знала. Это же все его вина! Именно из-за страха перед наказанием она делала то, что ей было противно, а потом еще получила оскорбления.
Терисия всегда жила с обостренным чувством справедливости, и часто страдала из-за этого: если где-то кто-то не прав, если ее лично пытаются унизить, вся суть девушки восставала против этого и пыталась бороться. Но сейчас точно не тот случай, сейчас она обязана проглотить эту обиду, как тот погрызенный крысами грязный сыр, и смириться с несправедливостью.
Есть пищу, которой касались крысы, она и правда не стала, и, как было приказано, складывала ее в первый мешок. Содержимое второго она ела столько, сколько только мог вместить ее желудок. Однако после того первого съеденного хлеба и новой порции разбавленного вина, запихнуть в себя она не смогла много. В конце концов, ее и вовсе начало клонить в сон, но, не желая, чтобы крысы опять залезли в мешок, в этот раз она уснула рядом с ним под боком.
Когда девушка проснулась, в комнате опять было темно. Похоже, факел догорел и потух сам собой. Где-то рядом рыскали грызуны. Проголодались. Тери боялась, что вот-вот они начнут кусать ее за голые ноги; их писк был совсем рядом, а потому стала их отпугивать, издавая пугающие, по ее мнению, звуки. Как ни странно, но крысы и действительно затихали после этого.
Тут же начала мучать девушку иная напасть: ей захотелось оправиться по малой нужде. Но из клетки никуда не деться, а ходить под себя считала совсем уж непозволительным. Не столько из правил приличия сдерживалась, но Тери предчувствовала, что монстр как минимум не одобрит обмочившуюся пленницу, провонявшую комнату без окон. Ей оставалось только терпеть и ждать, что хоть кто-то войдет в комнату. Постепенно это ожидание превращалось в изощренную пытку. Низ живота начинал болеть и вздулся, девушка старалась не шевелиться, но, вместе с этим, сдерживать естественные позывы было невыносимо.
Она уже мечтала услышать тяжелые шаги снаружи, уже готова была перебороть свой страх перед монстром, чтобы заговорить с ним. Но тот словно специально не приходил особенно долго, или же просто Тери каждая минута казалась часом. Наконец, вот, идет кто-то. Щелчок замка. Отворившаяся дверь и луч света от факела в руках знакомого монстра с теми же черными засаленными волосами. Девушка не могла медлить ни секунды:
— Мой господин, мой король, прошу вас, помогите! — тихим жалобным голосом взмолилась девушка. Монстр, не слышавший от девушки ни слова, даже немного опешил от ее говорливости. — Пожалуйста, пожалуйста… — продолжала лепетать девушка дрожащим голосом.
— Что ты хочешь? — равнодушно спросил царь.
— Пожалуйста, выпустите меня. Я очень сильно хочу…
— Чего? Выпустить? — грубо перебил ее монстр, пораженный наглостью человеческой девушки.
— Да-а, я уже не могу терпеть, мне нужно… — продолжала умолять девушка, ерзая на месте, но стесняясь сказать прямо о сути своей просьбе. — Нужно… на горшок. Пожалуйста, я не могу больше терпеть.
Догадавшись, о каком именно горшке речь, монстр, задумавшись ненадолго, снял замок с клетки. Бесцеремонно схватив за кольцо на ошейнике Тери, вытащил из клетки и отвел к тому помойному ведру в закутке, которым пользовался сам. И скрестив руки на груди, стал рядом, чтобы проконтролировать, убедиться, что это не какая-то уловка для побега. Под пристальным взглядом чудовища Тери стыдливо замялась, но попросить его отвернуться побоялась.
— Ну и? — спросил царь раздраженным голосом.
Выдох. Вдох. Тянущая боль внизу живота. Девушка собрала последнюю смелость в кулак. «ОН НЕ ЧЕЛОВЕК, ЭТО ЖИВОТНОЕ!» — кричала она сама себе мысленно, заставляя отказаться от последних остатков естественного, христианского стыда. Сев над ведром как на стул она начала опустошать мочевой пузырь. Лицо опять горело. Нет, стыд в ней убить не так просто, но он только мешает. Внутренне она надеялась, что за этой хоть и естественной, но глубоко нечистой процедурой, монстр не следит. Но быстро брошенный в его сторону взгляд убедил ее в обратном.
«Ублюдок. Нет, в нем нет ничего человеческого», — с ненавистью подумала девушка, и ненависть в который раз придала ей сил. Сейчас они были необходимы для того, чтобы закончить процедуру и вновь подняться на ноги, что она и сделала. Не дожидаясь, пока ее опять больно схватят за ошейник, она дрожащими ногами быстро прошла в клетку и закрыла за собой дверцу. Поджав под себя ноги, девушка отвернулась стене, стараясь подавить слезы от унижения только что пережитого.
Монстр пристально наблюдал за каждым ее движением. Когда она замялась у ведра, он заподозрил обман, ведь о беспринципности грязных людишек наслышан. В этой плоскогрудой человеческой самке не было ровным счетом ничего, что он ценил в женщинах: лицом девка похожа на какого-то хорька с мелкими дикими глазами, с маленьким, почти сросшимся с шеей подбородком и приплюснутым к лицу карликовым носом.
Она объективно некрасива и в одном ряду никогда не станет с теми, кого ему доводилось иметь в постели и других местах своего замка. Но даже при этих условиях следить за ней было крайне интересно. То, что он сперва принял за жеманничество и уловку для побега, было стыдом — одним из редких качеств, общих и для людей, и для троллей. Что такие качества есть уже поразительно.
Он, потомок величественных огров и мудрых йотунов, искренне ненавидел людей, как и все его собратья, но не мог не признать определенного сродства с ними. Король годами размышлял, как это вышло так, что они с людьми живут бок о бок и говорят на одном языке, и пришел кое к каким выводами, но старался держать их при себе. В сущности, люди могут быть не более чем низшей, глупейшей разновидностью огров-вырожденцев, которых судьба или провидение собрали в одно племя, так сильно разросшeеся за долгие столетия. Когда-то, очень давно, они были одним народом с предками людей, но потом человеческий род просто деградировал. А точнее стал теми, кем они являются сейчас. Впрочем, королю троллей даже в таком контексте неправильно говорить о дальнем родстве с теми, кого принято есть. Нет, официально тролли произошли от богов, а люди от грязи или, например, свиней.
Человеческая девушка, проявившая стыд, в глазах тролля выглядела безмозглым милым зверьком, в пустой голове которого вдруг появился проблеск разума.Это поразило его, ведь впервые он замечал нечто подобное. Не стоило ему селить ее своих покоях, — эта мысль тут же прорезала сознание существа, но он не понимал, почему такую тревогу подобная дума в нем вызывала. Отнеси он ее на кухню, девушка не прожила бы там и недели — кто-то бы сожрал самку в тот же вечер или следующий; где еще ему было селить ее, если не в своих покоях, куда никто не посмеет лезть?