Легенда о «Ночном дозоре»
Шрифт:
– Вот-вот. И я тогда очень на него рассердилась и не показала ему вот это. – Лидия Александровна огляделась по сторонам, хотя в комнате кроме них никого не было, и достала из кармана сложенную вчетверо желтоватую бумажку.
Еще раз оглянувшись, она расправила бумажку, и Старыгин удивленно ахнул. Перед ним был схематичный рисунок «Ночного дозора». Фигуры на переднем плане были обведены контурами, причем не просто так – палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек… Нет, рисунок был сделан вполне профессионально – чья-то твердая рука одним уверенным росчерком карандаша изобразила две центральные фигуры – капитана и лейтенанта, за ними рослого плечистого знаменосца,
– Что это? – Сам того не сознавая, Старыгин понизил голос. – Откуда это у вас?
– Вы не представляете! – прошептала в ответ Лидия Александровна. – Как только началась вся эта суматоха, то есть когда охранник ту маньячку скрутил, все бросились к картине. А меня ноги не держат, так и села я на пол. И вдруг подходит ко мне один мужчина, подняться помог, на стул бережно усадил, спросил, как себя чувствую. Я отдышалась немножко – ничего, говорю, спасибо вам, все в порядке. А он тогда сует мне эту бумажку – это, говорит, у той несчастной из кармана выпало, когда вы с ней боролись. Я взяла машинально, а пока развернула бумажку – его и след простыл.
– Не нашли его среди публики потом?
– Куда там! Понабежала охрана, всех нас как свидетелей опросили наскоро, потом посетителей отпустили, а со мной уже Легов стал разговаривать – ну, про это вы знаете. Только того мужчины среди посетителей уже не было.
– А как он выглядел? – сам не зная зачем, продолжал спрашивать Старыгин.
– Прилично, – твердо ответила служительница, – средних лет, с бородкой, одет аккуратно, во что-то красное – не то свитер, не то куртка… не помню. Наверное решил уйти, чтобы потом на допросы не таскали, вот и отдал мне бумагу эту.
– А вы?
– А я так на Легова рассердилась, что вначале про бумажку эту и забыла совсем! – призналась Лидия Александровна. – А потом уж вернулась, можно, говорю? А он как рявкнет – не мешайте работать! Не видите – я занят! Вы, говорит, не одна у меня на очереди! Ну, я и пошла себе. А потом как раз это случилось, та женщина из окна выбросилась… Ну ясно, ненормальная… Я и думаю, что какая теперь разница? Ну, зарисовала эта сумасшедшая схему себе на бумажке, кто знает, что у таких в голове творится? Все равно ведь ее уж нет на свете? И картину, кажется, не сильно повредили. А к Легову больше ни за что не пойду, мне уже и так хватило! Он теперь злющий такой – еще бы, неприятности будут, не уследил…
– Ну ладно, я этот рисуночек возьму, мало ли, пригодится… – пробормотал Старыгин, свертывая бумагу.
– Попрошусь в какой-нибудь зал поспокойнее, – горестно вздохнула Лидия Александровна, – сил больше нету. В мои-то годы такие переживания!
Она была уже в том возрасте, когда женщина, вспоминая о годах, не ждет немедленных многословных уверений в том, что она еще достаточно молода и прекрасно выглядит, посему Дмитрий Алексеевич поскорее распрощался.
Однако странный рисунок не давал ему покоя. Хорошо бы, конечно, побеседовать с Леговым, узнать, что говорила та сумасшедшая перед смертью, возможно, это прояснит кое-что. В одном Старыгин был уверен – это вовсе не она сделала рисунок. У преступницы при жизни явно были проблемы с психикой – неуравновешенность, неумение сосредоточиться, мысли расплываются, руки трясутся… Здесь же чувствовалась твердая рука профессионала.
Запищал мобильный телефон – это Старыгина искала секретарь замдиректора Эрмитажа.
В кабинете он застал неугомонную Агнессу Игоревну. В уголке тихонько пристроился Крестовоздвиженский.
– Дмитрий Алексеевич, – немного помолчав, обратился к нему замдиректора, крупный, необыкновенно полный мужчина, – мы вот тут посоветовались…
Чувствовалось, что слова даются ему с трудом. Старыгин сразу же заподозрил неладное. Когда начальство мнется и вздыхает, ничего хорошего не жди! Либо поручат какую-нибудь срочную, муторную работу, либо ушлют в такую глубинку, что и телефонной связи там нету.
– Просто не знаю, как начать! – рассердился замдиректора. – Агнесса Игоревна, вечно вы меня втягиваете в авантюры!
– Дмитрий Алексеевич, голубчик! – Агнесса отмахнулась от начальства и ринулась в атаку. – Дорогой вы мой! Поезжайте в Чехию!
– Да что я там потерял? – От неожиданности Старыгин высказался не слишком вежливо.
– Не вы, а мы! – пылко воскликнула Агнесса. – Мы все потеряли! Картину Рембрандта!
– Ну-у, – Старыгин отвернулся и махнул рукой.
– Дима, я ведь серьезно. Ведь у вас еще виза действует, с тех пор как вы в Прагу ездили на конгресс, так? А я уже звонила Мирославу Пеште, он готов вас принять. Хотя вам, в общем-то, к нему и не надо, потому что Пешта обещал познакомить вас с доктором Абстом, это как раз тот человек, кто хорошо знаком с русским коллекционером, который приобрел ту голландскую картину. Дима, ну, пока суд да дело, вы бы разузнали кое-что приватно, а?
– Но позвольте, ведь будет официальное расследование, я-то тут при чем?
– А при том, что в прошлом году… – запальчиво начала Агнесса Игоревна, но ее прервал замдиректора:
– Успокойтесь, и хватит бесполезных разговоров! Мы не можем никого заставлять! И вообще, идея эта была неверной! Пускай все идет своим чередом – завтра приедет представитель страховой компании, они будут проводить расследование, а вы…
– А у меня вообще отпуск! – брякнул Старыгин.
– Просто сердце разрывается! – вздохнула Агнесса Игоревна. – Видно, пропала картина совсем. Какой позор для музея!
Поднявшись в мансарду, Черный Человек толкнул дверь мастерской и вошел внутрь.
Мейстер Рембрандт с мрачным лицом стоял перед огромным полотном и, прикрыв ладонью левый глаз, смотрел на фигуру в левом углу. Ученик, молодой Ламберт ван Домер, растирал краски.
– Здесь не хватает черного! – проговорил посетитель вместо приветствия.
– Вы думаете? – Рембрандт покосился на него. – А на мой взгляд, эта сторона и без того темновата!
– Попомните мое слово – со временем эта картина станет куда темнее! Гораздо темнее, словно дело происходит глубокой ночью. Впрочем, я пришел не для дискуссии о колорите вашей картины.
– Да? – язвительно осведомился Рембрандт. – А для чего же? Все, что вы говорили мне в прошлые свои визиты, было, прямо скажем, не слишком разумно!
– Каждый судит в меру своего разума. Попросите вашего ученика на какое-то время покинуть нас…