Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)

Щербак Владимир Александрович

На другой день по прибытии Яновские отправились знакомиться с островом. Прииск разочаровал Андрейку. Вопреки его ожиданиям, золото не лежало там под ногами в виде самородков или хотя бы песка. Его вообще не было видно. Хмурые, грязные, плохо одетые рабочие, крутя ворот наподобие колодезного, поднимали из шурфов на поверхность бадьи с породой. Ее рассматривали и перебирали, а затем на тачках отвозили на промывку, которая была долгой, нудной и без видимых результатов.

— Где же золото? — спросил Андрейка отца.

— Здесь, — указал Мирослав на бадью. — Один золотник [35]

на сто пудов песку. А получают за него рабочие жалкие гроши.

— А если кто-нибудь найдет большущий самородок?

— Зайдем сюда, — вместо ответа сказал Яновский-старший. Они стояли у барака приискателей, длинного и приземистого бревенчатого строения.

В бараке они застали лишь старика в рваном азяме [36] . Колтуны в волосах, похожие на рога, растрепанная борода, из которой торчали соломинки, делали его похожим на лешего. Шаркая по земляному полу немощными ногами в валяных опорках, старик ходил по проходу между двухъярусными нарами и бил мух. В разных углах барака гудели две железные печурки, на протянутых между ними веревках сушились онучи, порты, рубахи. Запах стоял такой, что Андрейка еще на пороге зажал себе нос.

35

Один золотник равен 4,2 грамма.

36

Азям — старинная одежда, род кафтана.

— Здравствуй, дедушка, — ласково поздоровался Мирослав.

— Здравия желаю, барин, — ответил дед, всматриваясь в вошедших красными слезящимися глазками.

— Ну, какой я тебе барин!.. Ты что, один здесь? Остальные на работе?

— Шурфуют, милчеловек, шурфуют. Ищут энто проклятое золотишко…

— А ты никак на покое уже?

— Да, поскыркался [37] в свое время, а ныне совсем обезножел. Держат меня ребята из милости, я у них за истопника и за кашевара…

37

Поскыркался — здесь: поковырялся в земле.

— А почему это ты так золото не уважаешь, проклятым называешь?

— Проклятое оно и есть. Через него вся моя жизнь загубленная.

— Неужто ни разу не подфартило?

— Почему? Было. В Урал-горах годов двадцать тому… Послал мне господь самородок на восемь с половиной фунтов да жужелок [38] пригоршню. Продал впотай и пожил год по-человечески.

— Это как? Пил, что ли? — усмехнулся Мирослав.

— Вестимо.

— Жалко сейчас поди: деньги-то немалые?

38

Жужелки — мелкие самородки золота.

— Чего жалеть, милчеловек! Будет что вспоминать, как помирать стану.

— Сколько же тебе лет, дедушка?

— Зимой сорок пять будет.

На Андрейку эта цифра не произвела впечатления: для него все старики, кому за двадцать, но Мирослав содрогнулся, ведь этот человек был всего на десять лет старше. Ничего

себе дедушка!

Когда Яновские вышли на свежий воздух, Мирослав сказал Андрейке:

— Вот и ответ на твой вопрос о самородке. Нашел человек золото, а счастья оно ему не принесло.

Мальчик презрительно фыркнул: так глупо потратить кучу денег! Вот он, Андрейка, нашел бы им более достойное применение!

Отец, лукаво глядя на него сверху, спросил:

— Интересно, а на что бы ты потратил деньги?

— Я бы перво-наперво выкупил твои серебряные часы, которые ты заложил ростовщику во Владивостоке. Потом купил бы себе ружье-монтекристо, а еще потом купил бы корабль, не такую развалюху, как «Морская корова», а новый, большой, с паровой машиной. И поплыли бы мы с тобой, отец, открывать новые земли! Вот. А ты? Ты бы как потратил эти деньги?

— Примерно так же. Только вместо корабля я бы построил дом. У нас ведь с тобой никогда не было своего дома. А новые земли… Зачем куда-то плыть? Вон они, рядом, изучай, обживай! И дай бог, чтоб на это жизни хватило…

— Отец, а почему золото такое… дорогое, почему из-за него люди мучаются?

— В корень смотришь, сынок! — одобрительно сказал Мирослав. — Действительно, в чем сила золота? Красоты в нем никакой, пользы тоже особенной нет. Ну, не окисляется, легко куется… Вот и все, пожалуй. А люди избрали его мерилом своего труда, эквивалентом всех ценностей! Правда, оно встречается редко по сравнению с другими металлами. Это, я думаю, основная причина… То ли дело драгоценные камни — самоцветы или жемчуг! Эти хоть красивы, глаз радуют. Хотя и они не стоят тех несчастий, которые часто выпадают людям из-за них. Вот послушай-ка одну притчу. Только давай сначала сядем на это бревнышко…

По берегу моря, по самой кромке прибоя брела маленькая босоногая девочка в худом платьишке. Она собирала камешки, обкатанные, отшлифованные и подаренные ей волнами. Красные, зеленые, голубые — они обычно заменяли ей игрушки, которых у нее никогда не было.

Вдруг девочка радостно вскрикнула: она увидела еще один камешек. Он был удивительно красив и не похож ни на какой другой — круглый, молочно-белый, с серебристым блеском. Он не валялся на песке, как все прочие, а лежал внутри большой раковины, приоткрывшей свои створки, на роскошном, из перламутра, ложе.

Девочка вынула камешек из раковины, обмыла его в воде, и он засиял еще ярче прежнего, отражая солнечный свет.

— Ты будешь королевой, — решила девочка и, построив из песка дворец, поместила в него камешек. — А это будет твоя свита. — Красные, зеленые, голубые обступили белую красавицу. Получался красивый узор…

Недалеко от берега стояла рыбацкая хижина. Оттуда вышла бедно одетая женщина со злым лицом. Она выплеснула из лохани мыльную воду и позвала девочку домой. Та собрала свои камешки и побежала к хижине.

— Мой руки и садись обедать.

Девочка высыпала камешки на стол. Мать сердито закричала:

— Опять гадости в дом натащила!

Она смахнула камешки в ладонь, намереваясь выбросить их в окно, но в последний момент заметила сияющую белую горошину, похожую на окаменевшую каплю молока. Лицо женщины сразу изменилось, глаза заблестели. Она больно схватила дочь за руку:

— Где взяла это?

— Нашла на берегу, — испуганно отвечала девочка. — Тебе нравится? Возьми. У меня еще есть зеленые и красные. Хочешь?