Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
— Итак, — повторил он, — кто желает пойти со мной в рейс?
— Я, черт меня побери! — вскочил с места Антти.
— Ваше имя?
— Антти Нурдарен, геррэ капитан!
— Вы повар?
— Могу и поваром, где наша не пропадала. Только готовить всякие там деликатесы я не обучен, так что…
— Это не потребуется, — остановил его Гольминг. — Готовить будете обычную морскую пищу, причем как для матросов, так и для офицеров. Согласны?
— Да, геррэ капитан.
— Тогда заключим контракт.
Капитан подозвал нотариуса, который постоянно ошивался при таверне. Тот, зная, что от него требуется, ловко выдернул из-за уха гусиное перо, обмакнул его в чернильницу, висевшую на поясе, и быстро накатал текст договора. Он почтительно протянул перо Гольмингу, а когда капитан расписался, нотариус, даже, не спрашивая, грамотен ли матрос, буркнул:
— Давай сюда палец.
— Чтобы ты его чернилами вымазал? — усмехнулся Антти. — Э, нет, так я на тебя стану похож, ха! Я лучше по-нашему, по-матросски…
Он поднял оловянную кружку над горящей свечой, и когда донышко закоптилось, прислонил к нему большой палец и тут же оттиснул его на бумаге. Контракт был заключен.
Фабиан наблюдал за этой сценой со смешанным чувством. Мальчик радовался, что старый моряк нашел наконец работу, хотя и не совсем такую, какую хотел, и в то же время ему было грустно, что его-то надежды не сбылись, что вот сейчас, через минуту, он останется один и ему придется возвращаться в постылый Тенала-приход Гельсингфорса [15] , где ждут его слезы матери и побои отца. А море… Оно было рядом, за окном, и… так далеко.
15
Гельсингфорс — ныне столица Финляндии Хельсинки.
Мальчик невидяще смотрел в крышку бочки, заменяющую столешницу, чувствуя, как слезы вновь накапливаются в глазах. Антти, искоса посматривая на него, догадывался, что происходит в душе мальчугана, и, хотя капитан уже дал знак следовать за ним, мешкал. Потом, глубоко вздохнув, решился:
— Геррэ капитан! Может, и малыша возьмете? Шустрый паренек, смышленый…
— Какого малыша? — Гольминг, похоже, только сейчас заметил Фабиана, скорчившегося на табурете, поджавшего под него ноги. — Это ваш сын? Внук?
— Да нет. Так, прибился тут, в сатама… Возьмите его? О море мечтает, ха! А жалованья ему не надо, за хлеб и науку служить будет. Так, малыш?
— Так, — прошептал Фабиан и поднял голову. Глаза его, устремленные на капитана, блестели от слез и надежды.
Гольминг пристально посмотрел на него, потом едва заметно, краешком губ улыбнулся.
— Ну что ж. Может, из него получится второй Джеймс Кук. Тот, помнится, тоже начинал in besten Jahren… [16] Как тебя звать?
16
В лучшую пору жизни (нем.).
— Фабиан Хук.
— Ну вот, даже фамилия почти как у знаменитого англичанина. Хорошо, будешь кают-юнгой. Пошли.
— Минутку, геррэ капитан! — остановил Гольминга Антти. — Поскольку я уже у вас на службе, то может быть, вы заплатите за мою выпивку, ха!
Капитан усмехнулся и вынул кошелек.
Бриг «Орел», видный издалека, чем-то походил на своего капитана: легкий, стройный, опрятный; обе его мачты с аккуратно зарифленными парусами отражались, извиваясь, в воде, бушприт с утлегарем [17] , словно выставленный палец, указывал на выход в открытое море.
17
Бушприт, утлегарь — части рангоута парусного судна.
Оказавшись на палубе брига, Антти счастливо, всей грудью вдохнул соленый ветер, особенно ощутимый на рейде, и сказал Фабиану:
— Знаешь, малыш, я так от грога не хмелею, как от вида корабля, который собирается в плавание. Понимаешь?
Еще бы! Мальчик и сам опьянел от запаха смолы и просоленной парусины, от скрипа блоков, криков чаек, покачивающейся палубы… Сбывалось то, о чем грезилось по ночам, мечталось днем, когда он помогал матери подавать гостям еду-питье и мыть грязные тарелки.
Собственно говоря, его работа на «Орле» была почти такой же: он приносил с камбуза, где воцарился старина Антти, тарелки с едой в капитанскую каюту, прислуживал за столом Гольмингу и его офицерам. Но ведь здесь не скучная суша — море, суровая Балтика, и не прогорающий, всегда пустой отцовский трактир — корабль с гордым именем «Орел»!
Распустив крылья-паруса, несся он по волнам, разбивая их острым форштевнем, украшенным деревянной статуей Девы с распущенными золотыми волосами. Впереди английский порт Гулль, новые города и страны, впереди — новая интересная жизнь!
Кают-юнгой Фабиан пробыл недолго и уже в следующий рейс — к берегам далекой и загадочной Бразилии — пошел палубным юнгой. Матросы, наравне с которыми он делал всю тяжелую работу на судне — драил палубу, налегал узкой грудью на вымбовку [18] при вываживании якоря и швартовке, лазал по вантам к реям, ставя и убирая паруса, — матросы недоумевали:
— За что тебя сюда к нам? Или не угодил чем господам?
— Я сам, — отвечал несловоохотливый Фабиан.
— О, перкеле [19] ! Вот ненормальный! А может, ты врешь? Небось просто выгнали?
18
Вымбовка — рычаг судового ворота (шпиля).
19
Финское восклицание, соответствующее русскому «Боже мой!».
Юнга сжимал кулаки и, набычившись, смотрел на обидчика. Тот торопливо отходил в сторону, бормоча:
— Это не Хук, а хукка [20] ! Пошутить нельзя…
Фабиан не лгал. Он действительно сам попросился работать на палубу. Так посоветовал ему Антти.
— Если море для тебя не временная блажь, а дело на всю жизнь, тогда бросай ты это лакейство и берись за матросскую науку.
Мальчишка и сам подумывал об этом, но, благодарный Гольмингу, стеснялся просить его о переводе в палубную команду. Догадавшись о его колебаниях, Антти добавил:
20
Игра слов: хукка (фин.) — волк.