Легенда о трех мартышках
Шрифт:
– Ничего смешного нет, - я попыталась пресечь гоготание.
Борис Петрович кое-как справился с приступом смеха.
– Уважаемая Дарья, ни разу в жизни я не слышал более забавной шутки. Ладно бы Корольковой исполнилось восемнадцать лет, красивая, молодая женщина может пригодиться для разных целей. Или у Анны Львовны водились бы влиятельные родственники-олигархи. Но ни первое, ни второе не соответствует действительности. Старуха со сломанной ногой и практически умершей памятью! Таких не крадут, от них родичи, наоборот, пытаются избавиться, всеми правдами и неправдами
– Дарья Васильева, вам звонили от главврача, просили со мной поговорить.
– Верно, - протянул доктор.
– Поэтому не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить, - решила я напустить туману, - болтаем по-дружески. Никаких протоколов. С другой стороны, ордера у меня нет, вы легко можете отказаться от показаний.
Молотков запустил руку в пакет с сушками.
– У вас есть начальство?
Я кивнула.
– И как оно отнесется, если вы проигнорируете его просьбу?
– кисло спросил Борис.
– Возможны варианты.
– А у нас нет! Поэтому спрашивайте, я постараюсь дать исчерпывающие ответы, - пообещал врач.
– Можете вспомнить, как развивались события, когда привезли Анну Львовну?
Молотков захрумкал сушкой.
– Стандартно. «Скорая» доставила пострадавшую в приемный покой, там ее оформили и вызвали дежурного врача, то есть меня.
– Королькова была в сознании?
– В шоке.
– У нее в сумочке был паспорт?
– Нет, но старуха имела при себе пенсионное удостоверение и страховку. «Скорая» назвала все ее данные, - пояснил Борис Петрович, - а уж как их фельдшер узнал, мне неинтересно. Кстати, пациентов оформляют в приемном покое, с бумагами там возятся. Я только лечу.
– Хорошо, дальше.
– Подняли ее в отделение, совершили ряд манипуляций, положили в коридоре. На следующий день были консультации невропатолога и психиатра, анализы, ну, обычное дело.
– Почему же ее сразу не отправили в операционную штырь ставить?
Молотков моргнул.
– Но так не делают! Угрозы жизни не наблюдалось, возраст пожилой, следовало определить перспективу…
– Ясно, а когда появился сын?
Борис Петрович уставился в компьютер.
– Не помню! Хотя… ее привезли двенадцатого, пятнадцатого Олег Ефимович смотрел, восемнадцатого хотели суставом заняться… Да, четырнадцатого Лев пришел.
– Как он сюда попал?
– Просто, вошел в дверь.
– И что сказал?
Борис хмыкнул:
– Наверное, «Здрассти, я сын больной Корольковой», как-то так.
– И вы стали с ним беседовать, не проверив паспорт?
Молотков издал протяжный вздох.
– Дарья, тут больница, скоропомощная, сюда с травмами везут со всего города. У нас люди кубарем проносятся, родственники, милиция, страховые агенты. Мне что, у каждого удостоверение личности проверять?
– Значит, если я назовусь дочкой какой-нибудь Ольги Петровой, вы отдадите мне ее? С амнезией?
– возмутилась я.
Борис Петрович скрипнул зубами:
– Лев оплатил протез и комфортабельную палату. А потом забрал Королькову! Вы готовы пойти на такой расход ради постороннего человека? Мы жуем одну тему!
– Куда Лев отвез мать?
– задала я главный вопрос.
Молотков нахмурился:
– Домой, наверное.
– Наверное?! Вы точно не знаете?
– Нет!
– гаркнул врач.
– Почему?
Борис Петрович встал.
– Дарья! Я не проверяю, где оказываются бывшие пациенты. Моя ответственность за них оканчивается на пороге клиники.
– То есть родственник может увезти старуху куда угодно?
– Это его право. Мы оформили документы, сделали назначение, долечиваться Корольковой предстояло либо в районной поликлинике, либо у платного специалиста. Кажется, Лев сказал, что он мать куда-то прикрепил, вел речь о массажисте.
– Мне непременно надо узнать, куда он увез Анну Львовну, - с отчаянием воскликнула я.
– Ну попытайтесь хоть что-нибудь вспомнить, поможет любая зацепочка!
Молотков выпятил нижнюю губу, потом вдруг сказал:
– Надо позвать Алису, медсестру, которая по платным палатам старшая, она с больными и родственниками в более тесном контакте.
– Отличная идея, - обрадовалась я.
Когда в ординаторскую вошла симпатичная брюнетка в голубом халате, Молотков сурово сказал:
– Алиса, знакомься, это Дарья. Ее прислали от главврача, дело государственной важности. Ты помнишь Королькову?
– Неа, - тут же ответила медсестра, - а что?
Врач ткнул пальцем в монитор.
– Читай.
Алиса близоруко прищурилась.
– А-а-а, - закивала она через минуту, - шейка бедра с потерей памяти. Симпотная бабушка, все меня печеньем угощала. Ей сын приносил, она его обижать не хотела, складывала в тумбочку, но не ела!
– Почему?
– спросила я.
– Не нравилось, - улыбнулась Алиса, - родственники часто приносят такие продукты, которые больным в горло не лезут. Хотя сын у Корольковой очень хороший, не женатый, да! Такие добрые мужчины редко встречаются! Я еще подумала, что кому-то с ним ну очень повезет, внешне страшный, смуглый такой, на цыгана похож, борода клочками, брови лохматые, волосы нестриженые… А душа ласковая! Думаю, он художник или скульптор. Наверное, ему от мамы талант достался! Мне один раз поручили объявление сделать, на бумаге, красивыми буквами, я на дежурстве этим занялась, до ночи проковырялась - не выходит, рука кривая, черчу плохо. А тут Анна Львовна из палаты выходит.
– Выходит?
– изумилась я.
– Со сломанной ногой?
Медсестра и врач засмеялись.
– Ей же сустав вшили, - пояснила Алиса, - на третьи сутки ходуночки приносят, и вы начинаете двигаться. Многие через неделю бойко бегают, если терпеливые и не ленятся. Подковыляла она к столу, чего-то ей понадобилось, увидела мое «творчество» и говорит:
– Давай, помогу!
Села и враз написала, да так красиво, без линейки. Я наутро Льву и сказала:
– Ваша мама прямо художница.