Шрифт:
Легенда об Уленшпигеле
«Уленшпигель» — Uyl en spiegel, Сова и Зеркало, Мудрость и Комедия, Весёлая мудрость. Так традиционно раскрываются символические атрибуты Тиля Уленшпигеля, героя народных легенд. Но, точно боясь, что за насмешливым звоном шутовских бубенцов Уленшпигеля не расслышат грозных ритмов народной войны, Костер написал мрачное и злое «Предисловие Совы», где по-новому раскрывает символическое имя своего героя. Улен (сокращённое от улиден) шпигель — ваше зеркало, ваше, господа крестьяне и дворяне, управляемые и правящие: зеркало глупостей, нелепостей и преступлений целой эпохи.
Костер
Книга де Костера, подобно Уленшпигелю, не стареет, она вечно молода, как её герой — народ. Рождённая потребностью национального самосознания, она переросла рамки Фландрии и стала своей книгой для каждого свободолюбивого народа Европы. Мало оценённая при жизни её автора, ставшая широко популярной лишь во время войны 1914 года, эта книга никогда ещё, быть может, не звучала с такой силой как в наши дни, когда народы Европы, борясь против насилий современного средневековья, отстояли своё существование и независимость.
Разве не современная фигура тот упомянутый в предисловии политик, который, «надев личину свободомыслия, неподкупности, любви к человечеству, в подходящий момент потихоньку возьмёт да и придушит целую нацию». Разве не современная фигура предатель-рыбник, окружённый ненавистью народа, требующего для него самой медленной и мучительной казни. Снова, как в дни Вильгельма Оранского, народ Фландрии отворял шлюзы, впуская воды океана, чтобы затопить свои земли и вместе с ними войска врага. Снова палачи измышляли в застенках изощрённые казни, а «наследство получал король». Снова собирались в лесах «лесные братья», гёзы, ковалось оружие, печатались подпольные листовки. И Уленшпигель стремительно носился по стране, собирая силы сопротивления, разжигая огонь восстания, соединяя всех, кто на пенье жаворонка отвечает криком петуха. Но более всего кажется современной самая атмосфера гениальной книги де Костера — пронизывающая её неугасимая, яростная ненависть народа к палачам.
Как могла возникнуть эта книга в середине XIX века, в Бельгии, стране, которую часто считают провинциальным захолустьем Европы? Что дало Шарлю де Костеру, до тех пор неизвестному журналисту, силу создать эту эпическую поэму, в которой нация нашла и осознала себя, и признала её своей «библией».
Историк Бельгии Пиренн назвал эту страну «микрокосмом Европы». В XIX веке, ко времени де Костера, Бельгия после столетий застоя снова начинает становиться перекрёстком Европы. В революции 1830 года народ на баррикадах отстоял независимость страны, её отделение от Нидерландов, к которым Бельгию насильственно присоединили во времена Реставрации. Но власть не досталась народным низам, завоевавшим независимость своей родины. В 60-х годах происходит бурное промышленное развитие страны. И хотя либеральные историки утверждают, что десятилетия с 1830 года и до основания бельгийской социалистической партии представляли собой «либеральный рай», однако в действительности происходило совсем иное. «Бельгия, — писал Маркс, — это единственная страна, в которой сабли и ружья регулярно из года в год заканчивают собой каждую стачку». (Письма, май 1869.) Годы выхода «Легенды об Уленшпигеле» совпали с кровавыми столкновениями в Бельгии, с жестокими подавлениями рабочих стачек. Пламенная ненависть книги де Костера питалась, конечно, не только воспоминаниями о гёзах; её гнев разогрет событиями XIX века, кровью современников. Бурные стачки во Франции также не могли не находить отклика в Бельгии. В 1868 году конгресс Интернационала был созван в Брюсселе. Гениальная книга де Костера могла родиться только из переплетения национальных и общеевропейских условий и влияний. Остро вставшие в Бельгии задачи пробуждения и оттачивания национального самосознания возникли в атмосфере обострённых социальных движений в Европе, когда пламя, зажжённое в всеевропейском масштабе, будило грозовое эхо в Бельгии.
Костер стоял в начале того возрождения национального самосознания, которое потом вылилось в движении «Молодой Бельгии» и отозвалось в поэзии Верхарна. Удача Костера была в том, что он в своей книге одновременно поднял две важнейшие проблемы — национальную и социальную.
Шарль де Костер (1827—1879) происходил из семьи, связанной с старинной культурной традицией. Он не без гордости дважды упоминает фамилию Костеров в своей книге. Окончив университет, он долго работал в брюссельских архивах. Там он изучил старинные хроники, тот архаический язык, которым написана его «Легенда», народную сатиру, народные песни. На основе этих материалов созданы им книги «Фламандские легенды» (1858) и «Брабантские рассказы» (1861). Работая в журнале «Уленшпигель», который издавал и иллюстрировал известный художник Ф. Ропс, Костер обратил внимание на образ героя народных легенд. Из народного образа Уленшпигеля, из истории нидерландской революции, воссозданной по хроникам и материалам брюссельских архивов, сплавленных воедино кровью и борьбой XIX века, вышел эпос бельгийской нации.
Обращение Костера к прошлому закономерно. Нация, пробуждающаяся после длительного сна, естественно стремится через своё прошлое познать себя, свой характер, свои судьбы. Нидерландская революция XVI века, народная война за независимость, борьба против испанского владычества, богатая героикой и напряжёнными страстями, дала благодарный материал для художника. В событиях XVI века сочетались национально-освободительная война, приведшая в итоге к образованию союза независимых северных провинций, и широкое народное движение, борьба низов, развязанная в ходе первой буржуазной революции в Европе. Это сочетание отвечало запросам эпохи Костера.
Нидерланды XVI века, по определению историка, были похожи на долину, куда стекались воды со всех окружающих высот. Они и тогда были перекрёстком на путях между Англией, Францией, Германией. Это была одна из самых передовых стран Европы, страна с высокоразвитой промышленностью. Обширная торговля связывала её со всем миром. В нидерландских портах стояли корабли всех флагов, города были переполнены иностранными купцами и моряками. Антверпен, торговая столица Нидерландов, был международным портом. Нидерланды были страной цветущих городов, к половине XVI века их насчитывали до 300 больших и до 6000 меньших. Нидерландские сукна славились на всю Европу. Промышленность, ранее сосредоточенная в городах, распространялась на крестьянские провинции, что было связано с усилением их роли, ремесленники составляли значительную силу не только в городах, но и в деревне.
Торговый перекрёсток Европы, Нидерланды были подвержены всем культурным и идейным влияниям той эпохи и в частности влияниям протестантизма. В этой стране городов, изрезанной каналами с многочисленными искусными шлюзами, уровень общей культуры был очень высок. Гвиччиардини, свидетель событий Нидерландской войны, уверяет, что почти каждый крестьянин умел читать и писать. С исключительным упорством и настойчивостью нидерландцы отвоёвывали у океана куски скудной земли, так называемые польдерсы. Вся совокупность исторических условий способствовала тому, что в плебейских массах Нидерландов формировался тот особый характер, который изображён де Костером и воплощён в фигуре его Уленшпигеля, — характер, в котором мужество, настойчивость, сила воли, предприимчивость и широта взглядов сочетаются с полнокровным чувством жизни, духом независимости и чувством собственного достоинства.
И эта передовая, богатая промышленная страна с независимым, самостоятельным населением была подчинена Испании — огромной, могущественной мировой монархии, стране, воплощавшей феодальную отсталость, дух абсолютизма, религиозную реакцию, стране, которая, подобно огромному пауку, высасывала богатства Нидерландов. Важнейший источник испанских богатств был в Нидерландах; оттуда шёл в Испанию непрерывный поток золота, позволивший Испании одерживать её блистательные победы в Европе. Испания выжимала золото из Нидерландов налогами и податями и сожжением еретиков. Введение инквизиции в Нидерландах имело целью не только уничтожение ереси, но и политический террор и главным образом систематическое разорение нидерландских провинций. Кровавый указ Карла V 1550 года гласил, что еретики наказываются — «мужчины мечом, а женщины зарытием заживо в землю, — если не будут упорствовать в своих заблуждениях, если упорствуют, то предаются огню, собственность же в обоих случаях конфискуется в пользу казны». Половину собственности казнённых получали доносчики. При Филиппе II, ставшем в веках символом жесточайшей кровавой реакции, политика террора ещё усилилась. Так возникла атмосфера, описанная в «Легенде» Костера, — подозрения и ереси, доносы, вымогательства, пытки и казни, разорение целых провинций, — которая привела к взрыву народного гнева.