Легенда Провидца
Шрифт:
Почти всю свое детство и юность Дэн прожил с ней, несомненно, успев привязаться к миссис Элиенс (мать Дэна так и не вышла замуж за его отца, а сыну решила дать свою фамилию). И потому момент ухода из этого мира дорогого ему человека запечатлелся в памяти довольно детально, даже слишком детально, думалось порой Дэну. Иногда, перед сном, ворочаясь, он вспоминал этот день. И каждая ее фраза, каждое движение эхом отдавались в сознании, и от этого эха делалось и тяжело, и больно одновременно.
Но ведь это и есть человеческая жизнь, не так ли? И если она чего-то да стоила, и место ее в Вашей было немаловажным, Вы всегда будете ощущать это. Словно бы легкое прикосновение теплой руки
Кэтрин Элиенс стала для Дэна не просто опекуном, но наставником и лучшим другом. Он всегда был благодарен судьбе за то, что именно Кэтрин была его бабушкой, Кэтрин, стольким пожертвовавшая ради его воспитания. Родители Дэна погибли в автокатастрофе неподалеку от N (если точнее, то катастрофа была автобусной, ибо немногие на Цезаре могли позволить себе личный автомобиль в связи с их заоблачной стоимостью), когда ему было всего три года, и он плохо их помнил. Кэтрин же, живя в другом городе, несмотря на трудную тогда для нее финансовую ситуацию – будучи школьным учителем, она зависела напрямую от государственного бюджета, который, бывало, выделял школам достаточно средств, а бывало, ограничивался какими-то крохами, которых едва-едва хватало на самое необходимое – не раздумывая купила билет на ближайший рейс, который состоялся через два дня, за которые она успела срочным образом перевестись в школу в N и найти арендатора для своего дома. Бабушка с самого начала дала знать Дэну: в мире есть те, кому не все равно. Еще будучи таким мальцом он понял это.
Она никогда не давала ему спуску. Всегда вынуждала учиться, работать по дому, заниматься спортом, прививая тем самым Дэну потребность в каком-то постоянном движении. Вынуждала, потому что, будучи ребенком, сам он не понимал необходимости таких вещей. А, повзрослев, в очередной раз только и смог мысленно сказать, что простое «спасибо».
Кэтрин сама была примером для подражания: умная, образованная, всегда в прекрасной физической форме, при том добрая и в меру щедрая – ей и слова поперек нельзя было сказать, только волей-неволей потянешься к тому, чтобы стать такой же, как она. Поэтому для Дэна тогда и стала потрясением ее болезнь, что в возрасте семидесяти лет унесла ее. Обычно болезнью, которая называлась Новейшей, вернее, именно этой ее разновидностью, заболевали люди с ослабленной иммунной системой. Кэтрин была здорова как бык, за исключением, может, того, что была стара. Только спустя неделю после ее смерти Дэн об этом факторе задумался – настолько бабушка представлялась всегда ему полной сил, что он и забывал временами об истинном возрасте Кэтрин.
В ее последний вечер было очень тепло. В мае в N поздно темнело, воздух наполнялся запахами цветущих растений и выпечки из небольших уличных пекарен, которые «выбирались» из своих нор по весне. Птицы начинали петь, и на душе в этот месяц обычно Дэну становилось приятно, как никогда. Однако болезнь бабушки омрачила навсегда ту весну для него.
– Какой дивный был день, Дэнни, – она не называла своего внука так, наверное, со времен начала его обучения в старшей школе. – Никогда бы не подумала, что умру в один из таких!..
Кэтрин полулежала на своей больничной койке, повернув голову набок и любуясь видом из полураскрытого окна, открывавшегося с четвертого этажа, на котором находилась ее палата. Неяркий свет прикроватной лампы освещал ее лицо тепловато-желтым светом, так что казалось, что бледность кожи, столь бросавшаяся в глаза любому видевшему женщину при дневном освещении, куда-то исчезала, а сама Кэтрин вновь наполнялась жизнью и здоровьем. Дэн знал, что все это – лишь иллюзия. Но ему так хотелось верить в обратное.
Взгляд бабушки, однако, словно говорил все последние дни: «Тебе нужно просто принять это. Так должно было однажды случиться. И это самое «однажды» наступает сейчас».
– Откуда ты знаешь, что умрешь сегодня? Ведь ты сама всегда говорила, что смерть хороша тем, что приходит к нам неожиданно, – покачал головой Дэн, сидевший возле нее на стуле. В голове его до сих пор эта картина – кровать и стул – вызывали очень неприятные ощущения, а потому в своем доме он даже в одной комнате их близко не ставил.
– О, не переживай, свою долю неожиданности я уже получила, – улыбнулась Кэтрин, закашлявшись. – Эта дурацкая Новейшая… Я даже скорее подозревала, что умру от того, что подавлюсь глотком воды, чем от нее. Но видишь, как оно вышло. А на счет сегодня… Я просто знаю это и все. И не могу объяснить тебе, отчего, потому что у тебя впереди еще целая жизнь. А я близка обратной ее стороне…Что же, Дэнни, пока я еще в сознании, я хочу тебе кое-что сказать.
Дэн смотрел ей в глаза, ожидая продолжения, и вид у него, как он сам ощущал, был как у щеночка, которого вот-вот хозяева отправят выживать на улицах, а сами переедут куда-то, туда, где ему не будет места.
– Я всегда хотела, чтобы ты вырос человеком. Не простым обывателем, но тем, кто сможет сделать что-то для окружающих. Вернее, сделать чуть больше, чем делают все остальные. Ты никогда, прямо скажем, ни в чем не проявлял гениальности, с самого начала ты был способным, незаурядным ребенком, но не более того. Но это было только к лучшему – ты не зазнался. И поэтому именно сейчас, сейчас я считаю, что я могу тебе это сказать. Ты, Дэнни, необычный человек. И не по человеческим меркам. Мы оба знаем только про одно странное твое свойство – сны, в которых твой мозг работает, мягко говоря, нестандартным образом. Так к чему это я: ты необычен, но таких необычных могут быть сотни и тысячи. Твоя задача ясна: понять, отчего все это происходит и подумать, как это можно применить. Не посвятить этому всю свою жизнь, но отдать часть ее на это дело. Обещай мне, что сделаешь это. Обещаешь?
Дэн кивнул. Он чувствовал, как глаза его начинали слезиться. Но волю чувствам он дать не мог – вдруг Кэтрин еще посчитает его слабым?
– Ох, Дэнни, – тяжело вздохнула бабушка, грустно улыбнувшись.
Лицо ее, некогда красивое, с высокими скулами, аккуратным носом, небольшим лбом и голубыми глазами, напоминавшему всегда Дэну о ясных днях, было затронуто годами. Да, оно покорилось и морщинам, и болезненной худобе, и естественной сухости, одним словом – времени. Но это ее ничуть не портило, наоборот, признаки старения скорее говорили о том, что человек прожил нормальную жизнь, полную эмоций и испытаний, их преодолений. Он смотрел в это лицо, и все никак не хотел верить, что через какие-то часы его оставит и без того еле светящий огонек, прежде таким ярким пламенем горевший в Кэтрин Элиенс.