Легенда

Деверо Джуд

— Я очень скрытен, потому что мне не хочется, чтобы меня окружали люди, которым ничего не нужно, кроме моих денег. Моя настоящая жизнь, скрытая ото всех, в моем доме.

— О? В твоей квартире в Нью-Йорке? А в какой из тех, что я видела, ты живешь? При этих словах он усмехнулся.

— Ни в какой. Пластиковая, — глаза его засверкали, — это та, где ты ворвалась в ванную, — для приема гостей, а вторая — это квартира Леони.

— Понятно. Ее квартира в твоем доме.

— Ревнуешь? — В голосе его прозвучала надежда.

Она проигнорировала его вопрос.

— Тогда

где же живешь ты?

— В меня есть поместье в Коннектикуте — акры земли и большой дом.

— Как выглядит кухня? Таких усмехнулся.

— Ужасно. Ее нужно полностью перестроить. Но я не йогу найти никого, кто захотел бы этим заняться. Послушай, может, ты что-нибудь знаешь о кухнях и…

— Продолжай. — Кэди заставила его отказаться от саркастического тона. — Расскажи мне о твоем доме и о себе. Ты знал обо мне всегда, но я-то ничего про тебя не знаю.

Когда он заговорил, Кэди вновь убедилась, что они очень похожи. В детстве между ними была, конечно, огромная разница с финансовой точки зрения, но чем больше она слышала о его жизни, тем больше думала, что он такой же, как она сама. Из-за денег их обоих растили чужие люди.

— Ас Леони ты собираешься жить в доме в Коннектикуте? — тихо спросила она, когда он начал заплетать ее волосы в косу.

— В любом случае я буду жить там с нашими детьми. Она может уезжать, куда захочет, мне это не важно.

— Это ужасно! — Кэди повернулась и посмотрела на него. — Детям нужна мать. Только из-за того, что твоя мать всегда отсутствовала, так же как и моя, нельзя считать, что детей так и нужно растить. Им следует… — Она замолчала, заметив, что он смеется над ней. Снова!

— Будь ты проклят! — почти закричала Кэди. — Ты такой же противный, как Коул! Он вечно надо мной смеялся и подшучивал.

— Да? А как Коул разыгрывал тебя? Он чистил гребень, отведя от нее взгляд, просьба его прозвучала совершенно невинно.

Настолько невинно, что Кэди даже не заметила, к чему он клонит.

Она сказала, что не собирается разговаривать о том, что произошло в Ледженде, но в следующее мгновение уже рассказывала ему о том, какой спектакль организовал Коул, чтобы заставить ее выйти за него замуж.

— К тому времени, когда я появилась, он не сомневался, что я смертельно хочу выйти за него. Он даже церковь украсил. Можешь себе представить? Он уморил меня голодом до того, что я вышла за него замуж!

— Похоже, ты сама попросила его взять тебя в жены, никак иначе.

Наклонившись, она помешивала прутиком в костре, но смотрела на Тарика.

— Ты что, на его стороне? Не хочешь ли сказать, что он был прав, поступая со мной таким образом?

— Я только говорю, что понимаю мужчину, готового на что угодно, лишь бы не потерять тебя, — тихо сказал он.

Услышав эти слова, Кэди отвернулась, потому что все здесь — его тон, крохотные размеры пещерки, мерцание огня, сам этот мужчина, которого она знала и в то же время не знала абсолютно, — затрагивало самые глубокие струнки ее души.

— Знаешь, я очень устала, — сказала Кэди и неуверенно посмотрела на

него, снова задумавшись над тем, как они разместятся на ночь.

Он даже не двинулся в ее сторону, только отстегнул от днища большого рюкзака один спальный мешок, а изнутри извлек другой. Кэди громко вздохнула с облегчением.

Тарик криво усмехнулся.

— Это вздох облегчения или сожаления?

— Облегчения, — быстро ответила Кэди, но по тому, как он рассмеялся, она поняла, что он ей не поверил, и быстро отвернулась, чтобы он не смог увидеть выражение ее глаз.

Когда она снова посмотрела в его сторону, он уже расстелил два спальника, один с одной стороны от костра, второй — с другой. Однако ей тут же пришлось снова отвернуться, чтобы не позволить себе смотреть, как он стягивает джинсы и рубашку. Оставшись только в белых плавках, он натянул фланелевую рубашку, оставив открытыми сильные, мускулистые ноги, и Кэди больше не могла смотреть ни на что другое.

Что касается ее самой, то Кэди пришлось через силу заставить себя расстегнуть рубашку; сначала она вообще думала, что ляжет одетой. Но когда она посмотрела на Тарика, оказалось, что он уже забрался в спальный мешок, разложенный около входа, и рассматривал теперь потолок, даже не глядя в ее направлении.

Притворяясь, что ее это совершенно не смущает, Кэди разделась до нижнего белья и юркнула в спальный мешок на противоположной стороне пещеры.

Несмотря на то, что их разделяло некоторое расстояние и горящий костер, Кэди ощущала близость Тарика. И это чувство раздражало ее, потому что она знала, что отношения их продлятся недолго.

— Зачем ты спрашиваешь, ревную ли я, и так отзываешься о мужчинах, которые были в моей жизни? — задумчиво проговорила Кэди. — Что для тебя значит моя жизнь? Мы чужие друг другу.

— Ты ведь знаешь, что это не правда! Я чувствую себя так, словно знал тебя всю жизнь, и ты ощущаешь то же самое, разве не так?

— Ничуть. — Кэди постаралась, чтобы ее ответ прозвучал убедительно. — Ты принадлежишь Леони.

— А кому принадлежишь ты, Кэди?

— Я… я — себе самой, вот кому, — сказала она, и даже для нее самой эти слова прозвучали весьма неубедительно.

Некоторое время он молчал, а когда заговорил, то полностью сменил тему:

— Кухня в моем доме в Коннектикуте — самая старая часть дома, а рядом с ней симпатичный небольшой кабинет, окна которого выходят в окруженный высокой стеной огород, где растут разные овощи и травы. Вдоль южной стены тянутся виноградники, " а вдоль дорожек растут абрикосовые деревья. Вот уже много лет никто не заботится о саде, но если потрудиться, его можно вернуть к жизни. В кабинете две стены полностью заняты старинными полками из соснового дерева, на которых можно расставить тысячу или даже больше книг, может быть даже по кулинарии. И, как я уже говорил, кухню никто не переоборудовал, поэтому там сохранилась большая кладовая для продуктов, буфетная дворецкого и еще одна комнатенка с толстыми кирпичными стенами. Мы не знаем, для чего использовалась эта третья комната, но…