Легенда
Шрифт:
Глава 29 Все готово
Тело било мелкой дрожью лихорадки, и покрывалось мелкими каплями липкого пота, мгновенно высыхающими из-за высокой температуры. Окружающее пространство плавилось рябью в слезящихся, красных от полопавшихся капилляров глазах, дыханье хрипело надорванными легкими отхаркиваясь розовыми ошметками, а сердце колотило барабаном в грудную клетку, намереваясь или выскочить или разорваться, но он был счастлив, он вернулся.
Взволнованная, но довольная улыбка склонившегося Вула, с воспаленными недосыпанием, глазами, суета Амирдовлата, щупающего пульс, прикладывающегося ухом к груди,
Умереть от лихорадки это слишком просто, это значит доставить радость врагу и предать своих. Предать братьев, предать поверивших в него духов, предать богов, предать правду. Предать, в конце концов, отдавшую себя в жертву ради него, Аджу. Предать самого себя, себя такого, каким он стал в этом мире, такого каким он есть.
Федогран попытался приподняться, но руки знахаря жестко ухватили за плечи и уложили, с руганью, обратно.
– Куда собрался?! – Рявкнул Амирдовлат. – Лежать. Встанешь, когда я позволю. Мне плевать какой ты там есть герой и князь. До полного излечения я твой хозяин, и ты будешь слушаться. Если ты загнешься, не дай такого боги, меня порвут на сотни маленьких Амирдовлатов, да и сам я себе этого не прощу, так что моя жизнь на прямую зависит от твоей. На-ка вот, хлебни. – Он насильственно воткнул в рот парня горлышко фляги. – И не морщись, это теперь, до полного излечения, для тебя будет самым сладостным нектаром. Привыкай.
Тягучая, желтая горечь влилась в рот. Федогран поморщился, но проглотил.
– Ну вот и умница. – Улыбнулся знахарь. – А теперь спать.
– Успею еще. – Отодвинул в сторону слишком заботливого врача-садиста богатырь, и перевел взгляд на Вула. – Какими судьбами ты тут оказался, брат?
Тот внимательно посмотрел в глаза и рассмеялся:
– Тебе на помощь приехал. Дружину Подгорья, как ты и приказал, из Слави привел, зашел в пещеру Ешпора, а там двое братьев без памяти, все в черных пятнах, кругом уныние и слезы, а тебя нет, ты, оказывается, болезнь убивать поехал, ну я на коня и следом, в дорогу. Один – это хорошо, два лучше, а три — это вообще замечательно.
У Агач-киши, дорогу к склепу разузнал, пришлось припугнуть, у них вождь дюже недоверчивый и упертый, приезжаю, а там…
Лежит твоя тушка бездыханная, а над ней какой-то старик бормочет, прыгает, по груди кулаками колотит, мнет, да еще творит непотребное – целует гад. Что я еще мог подумать?..
Хорошо не сильно ударил. Некому было бы тебя сейчас лечить. Это потом я понял, что он тебя к жизни пытался возвратить, а когда, увидел такое непотребство, желание убить паскудника, разум затмило, ну я и приложился слегка.
– Сначала думай, а потом бей. – Потер затылок Амирдовлат и поморщился. – Все, хватит болтать. Парню отдых нужен. С того света вернулся. Спать всем и сил набираться, завтра в дорогу.
Ехал Федогран на своеобразных носилках из шкуры какого-то мохнатого животного, притороченного к седлам двух, идущих рядом лошадей.
Мерно покачивались облака, лихорадка и тошнота прошли, и он чувствовал себя вполне сносно, чтобы ехать верхом, но зануда знахарь не разрешил, и пришлось смириться. Лежал как в раскачивающимся гамаке, то периодически проваливаясь в сон, то просыпаясь и бездумно рассматривая облака, и постоянно глотая тошнотворную жидкость, которую Амирдовлат, явно смакуя это действие, вливал в рот.
Скука свербила в привыкшем к движению теле, небольно, но противно тыкая иголками непоседливости, и все время в разные места, но приходилось терпеть. Просить и спорить со знахарем себе дороже, такую нотацию прочитает, что уши завернуться в трубочку и мозг выгорит. Характер у него скверный.
Ехали четверо суток. Особо не спешили, но и не задерживались. Останавливались только на ночевку, разбивали крохотный лагерь, спали, затем завтракали и двигались дальше без остановок. Агач-киши предложили охрану, когда путешественники проезжали мимо их селения, но братья отказались, пусть лучше готовятся к предстоящему сражению и не отвлекаются. Дорога знакома, сами справятся.
Последний день Федогран ехал в седле. Рявкнул, на вмиг ставшего добрым дедушкой, Амирдовлата, что пусть сам в люльке, как дитя малое катается, а ему это надоело, и запрыгнул на спину верного Чепрака. Слегка мутило и немного кружилась голова, но больше терпеть скуку, лежа на носилках он не мог, да и считал, что недомогание надо побеждать не: «жалея себя несчастного», а в движении, на своих ногах, и нагружая организм физическими занятиями.
Оказался прав, и к пещере Ешпора подъехал в вполне приличном состоянии.
Княжеская дружина расположилась лагерем на ближайшей поляне в лесу. На сколько это было возможно, при таком скоплении воинов, соблюдали маскировку, костров не жгли и без надобности не шумели. Князя встретили радостными криками: «Слава».
Не ожидавший что на столько популярен, парень смутился, но взял себя в руки и доклад воеводы выслушал с наигранно хмурым лицом, почему-то считая, что так будет правильно.
Пересвет отрапортовал, как и положено бодрым, командным голосом, перед тем отвесив своему князю поясной поклон и грохнув о грудь кольчужной перчаткой. В стороне прятался за спинами воинов Хлуд. Не усидевший дома волхв, облаченный в доспехи, боялся показываться на глаза, и правильно делал, не место служителю культа в строю, его дело с богами разговаривать, но разве удержишь того, кто мечтает отомстить. Он в своем праве.
Воевода привел почти четыреста воинов, но не оголил оборону княжества. Новоиспеченные из крестьян, натренированные казаки, взяли границы в свои заботливые руки так, что ни одна гадость не залетит. Не зря их гоняли опытные воины, ополчение получилось боевое, и самое главное понимающее, за что они готовы кровь проливать.
Осталось дождаться прихода Агач-киши, и можно выдвигать союзное войско на выручку осажденному Тиболу, и освобождать дорогу к скрижали Рода. Ну а пока, надо проведать как там братья справляются с хворобой.
Встретил их сидящий у входа в пещеру, откинувшийся спиной на скалу, греющийся на солнышке Бер, и развалившийся на его плече, в виде мехового воротника, похрапывающий шишок. Черные пятна на коже у них прошли, оставив, после себя, еле заметные белесые пятна.
Услышав приближающееся цоканье лошадиных копыт, медведь приоткрыл один глаз. Затем удивленно открыл второй, и вся его лень мгновенно слетела. Он возбужденно вскочил на ноги, подпрыгнул, всплеснув руками, и бросился на встречу, вопя что-то нечленораздельное, проглатывая окончания слов, типа: «Вууу… Радо…Кака… Федо…Сла... Бо…».