Легенда
Шрифт:
Около двух часов знахарь общался с племенем что-то объясняя и расспрашивая, и Федогран ему не мешал, он сидел на прячущемся за склонами, уже не греющем солнышке, недалеко от входа в пещеру, и облокотившись о камень бездумно точил меч. Точильный песчаник скрежетал по стали, полируя жало, а богатырю было все равно. Волненья последних дней выжгли душу, и он воспринимал действительность как страшный сон. Смотрел на мир пустыми глазами и ни о чем не думал. Ему все надоело и все было лень. Он устал, и хочет отдохнуть.
— Вот, что я узнал, —
– Когда идем? – Федогран даже не поднял головы, и голос его прозвучал буднично и безучастно, словно они идут не на смертельную схватку, решающую кому жить, а кому умереть, а в гости на ужин к надоевшим родственникам, соблюдая скучную традицию.
– Как всегда, с утра, — пожал плечами старик, — день для подобной нечисти, время неприятное, а нам самое лучшее. – Он повернул голову к парню. – Мне не нравиться твое настроение. Что случилось?
– Ничего. – Федогран провел ладонью по жалу меча, и даже не почувствовал, как порезался. – Надоело все. Устал.
– Иди отдохни, время есть, а я тебе травки заварю. – Амирдовлат стал похож на заботливого дедушку, беспокоящегося о внуке, от чего на душе парня стало еще гаже.
Федогран встал, и молча ушел в пещеру, где завалился в ворох душистого сена. Уснул мгновенно, словно провалился в глубокий омут. Никаких снов, никаких видений. Черный, беспробудный сон, в который единожды нырнув выныривать совсем не хочется. Наверно такова она и есть, для неверующих, смерть. Черное, пустое ничто, без картинок, звуков, запахов и эмоций
Но богатырь не волен в своих желаниях. Пришлось возвращаться к жизни, и вставать. Знахарь растолкал его безжалостно. Сунул в руки кружку с вонючей холодной жидкостью, вяжущей зубы, и заставил выпить.
Легче не стало. Жить не хотелось. Надоело. Не подействовало ни снадобье, ни сон. Единственное желание лечь и смотреть в потолок, и что бы никто не беспокоил. Выгорел богатырь. Устал от свалившихся на его плечи испытаний.
К склепу подъехали, когда окончательно расцвело. Кто, и что будет делать договорились заранее. Остановились, спешились, покрутили головами, рассматривая местность. Тишина. Даже птицы молчат.
Выложенное из природного серого камня, наполовину укрытое пожухлым дерном, низенькое сооружение с арочным сводом, похожее на заброшенную землянку. Черный провал входа, где несколько веков назад висела видимо дверь, от которой не осталось даже трухи, а вокруг смешанный лес, и кустарник в стороне, на опушке, выросший непроходимой стеной на месте древнего захоронения. Кто и когда организовал там кладбище, уже никто не помнит. Память канула в вечность, оставив после себя холмики безымянных могил и тайну.
Федогран вытащил лениво из ножен меч и неторопливо подошел к склепу. Нехотя, с полным отсутствием желания, постучал сталью по камням и, согнувшись, заглянул в мрак низкого входа:
– Есть кто дома? – Прокатился эхом по внутренностям мрака его безучастный голос. – Хозяева!!! – Вновь позвал он. – Что за пренебрежение к гостям? Выходите, я жду. – Все без ответа, только эхо собственных слов разговаривает само собой, отталкиваясь от стен, и гулкий звук капающей воды внутри. – Аджу! Я знаю, что ты там. Выходи! Давай решим наш спор до конца! Поставим точку. – Федогран прислушался, вздохнул, и повернулся к стоящему неподалеку Амирдовлату.
– Может там нет никого? – Произнес он бесцветным, пустым, ничего не выражающим голосом, в котором читалось желание уехать.
– Что с тобой, парень? Ну-ка соберись. С таким настроением даже покойников в последний путь не провожают. Или ты сдохнуть тут решил? Ну что же, это твое право, и мне плевать на тебя, но вот на тех, кто из-за тебя умирает и хочет жить, нет. Там половина племени Агач-киши в горячечном бреду, два твоих брата уже на пути к предкам, а ты нюни распустил. Соберись. Убей ведьму, а потом подыхай. Жалеть не буду. Не заплачу. Мне на тебя чихать. – Старик ловко подскочил к парню и влепил пощечину, разбив в кровь губы. – Приди в себя, слабак! Ничтожество. Распустил сопли. Мальчишка!
И словно пелена упала с глаз богатыря: «Что же он делает? Там братья, там поверившие в него люди и духи. Он же их предает… Себя пожалел? Расклеился? Действительно мальчишка. Прав старик. Нет! Врешь! Он еще поживет… Он еще повоюет… Не дождетесь…».
– Спасибо. – Улыбнулся Федогран разбитыми губами. – Я в порядке. – Он развернулся к входу в склеп и рявкнул уже другим голосом, в котором прозвучала злость. – Или ты сейчас вылезешь, тварь, или я спущусь к тебе и закопаю в этой вонючей, старой могиле.
– Напугал. – Послышался ехидный голос старухи. – Спускайся, я попотчую тебя своим гостеприимством. Так попотчую, что ты возвращаться не захочешь, на веки тут останешься. Мне куклы нужны. Старые уже почти все сгнили.
– Ты что задумал? – Заволновался знахарь, увидев, что Федогран собирается спуститься в склеп.
– Тварь убить. – Обернулся парень, пожав плечами, словно спросив: «Что тут непонятного». – Она по доброй воле на поверхность не поднимется, из склепа не выйдет. Что бы биться, нам придется самим спускаться.