Легенда

Геммел Дэвид

— Ну, чего ждешь, остолоп! — взревел Рейнард. — Бери ее!

Груссин повернулся и зашагал обратно. Все вокруг стало каким-то странным и зыбким. Он вспомнил себя молодым, откладывающим деньги на собственный клочок земли; плуг у него был еще отцовский, и соседи охотно помогли бы ему выстроить домик близ вязовой рощи. Что сделал он со своей жизнью?

— Предатель! — вскричал Рейнард, выхватывая меч.

Груссин с легкостью отразил его удар.

— Брось это, Рейн. Пошли домой.

— Убейте его! — приказал Рейнард.

Разбойники переглянулись. Одни нерешительно сунулись вперед, другие остались на месте. — Ублюдок! Подлый изменник! — завопил Рейнард, снова вскинув меч.

Груссин набрал в грудь воздуха, перехватил топор обеими руками и разнес меч на куски. Лезвие топора, отскочив от разбитого эфеса, врезалось атаману в бок. Тот упал на колени, скрючившись пополам. Груссин еще раз взмахнул топором, и отрубленная голова Рейнарда покатилась по снегу.

Бросив свое оружие, Груссин повернулся к Реку.

— Он не всегда был таким, каким ты его знал, — сказал он.

— Почему? — спросил Рек, опуская меч. — Почему ты это сделал?

— Кто знает? Не только из-за тебя — или из-за нее. Может, что-то внутри просто сказало мне — довольно. Где твой караван?

— Я наврал про караван.

— Ладно. Больше мы не увидимся. Я ухожу из Гранена.

Это твоя женщина?

— Ты неплохо держался.

— Да.

Вернувшись к атаману, Груссин подобрал свой топор.

— Долгой была наша дружба. Слишком долгой.

И Груссин, не оглядываясь, повел разбойников обратно в лес.

— Просто не верится, — сказал Рек. — Это настоящее чудо.

— Давай-ка закончим свой завтрак, — предложила Вирэ. — Я заварю чай.

В хижине Река затрясло. Он сел, уронив меч на пол.

— Что с тобой? — спросила Вирэ.

— Замерз, — ответил он, стуча зубами. Опустившись на колени, она стала растирать ему руки.

— Чай тебе поможет. Сахар есть?

— Есть — в котомке, завернут в красную бумагу. Хореб знает, какой я сластена. Обычно я не так чувствителен к холоду — ты уж прости!

— Ничего. Отец говорит, что сладкий чай хорошо помогает против.., холода.

— Понять не могу, как они нас нашли? Снег должен был завалить все следы. Странное дело.

— Не знаю. На, держи.

Он пригубил чай, держа свою обшитую кожей манерку обеими руками. Горячий напиток плеснул ему на пальцы. Вирэ собрала вещи, выгребла золу из очага и сложила дрова для новых путников.

Горячий сладкий чай успокоил Река.

— Что ты делаешь в Дрос-Дельнохе? — спросил он.

— Я дочь князя Дельнара. Я там живу.

— Он услал тебя из-за войны?

— Нет. Я отвезла письмо Абалаину, а теперь должна доставить еще одно. Сделаю это и вернусь домой. Тебе полегчало?

— Да. Намного. — Рек, помявшись, посмотрел ей в глаза. — Меня трясло не только от холода.

— Я знаю, но это не важно. После боя всех бьет дрожь.

Главное — как человек ведет себя в бою. Отец мне рассказывал, что

после Скельнского перевала его месяц мучили кошмары.

— Тебя вот не трясет.

— Это потому, что я все время чем-то занимаюсь. Хочешь еще чаю?

— Да. Спасибо. Я уж думал, нам конец. И мне вдруг стало все равно — восхитительное чувство. — Он хотел сказать, как хорошо ему было стоять рядом с ней, — и не смог. Ему хотелось подойти и обнять ее — но он знал, что не сделает этого. Он только смотрел, как она наливает ему чай и размешивает сахар.

— Где ты служил? — спросила Вирэ, чувствуя на себе его взгляд, но не понимая его значения.

— В Дрос-Кортсвейне. Под началом у гана Джави.

— Теперь он умер.

— Да, от удара. Отменный был командир. Он предсказывал, что будет война. Абалаин, должно быть, жалеет, что не послушал его.

— Его не один Джави остерегал. Все северные военачальники доносили об этом. А отец годами держал шпионов в надирском стане. Всем было ясно, что надиры готовятся напасть на нас. Абалаин глупец — он и теперь все шлет Ульрику свои договоры. Не может понять, что война неизбежна. Знаешь ты, что у нас в Дельнохе всего десять тысяч войска?

— Я слышал, что даже меньше.

— А ведь нам надо оборонять шесть городских стен. В военное время людей требуется вчетверо больше. Да и дисциплина уже не та, что раньше.

— Почему?

— Потому, что все они заранее обрекли себя на гибель! — гневно ответила Вирэ. — Потому, что отец мой лежит при смерти, а в гане Оррине твердости, что в гнилой картофелине.

— Оррин? Впервые слышу.

— Племянник Абалаина. Он командует гарнизоном, но вождь из него никудышный. Будь я мужчиной...

— Я рад, что ты не мужчина.

— Почему?

— Не знаю, — смутился он. — Просто так сболтнул. Рад, и все тут.

— Так вот, будь я мужчиной, я взяла бы командование на себя. И справилась бы куда лучше, чем Оррин. Чего ты так смотришь на меня?

— Я не смотрю, я слушаю, черт возьми! Почему ты все время ко мне придираешься?

— Может, мне разжечь огонь?

— Что? Разве мы остаемся?

— Если хочешь.

— Решай сама.

— Давай останемся еще на денек. Так мы сможем.., лучше узнать друг друга. Начали мы неважно, хотя ты уже трижды спас мне жизнь.

— Нет, только однажды. Ты слишком крепкая, чтобы замерзнуть. А в третий раз нас обоих спас Груссин. Но я согласен остаться до завтра. Только мне неохота больше спать на полу.

— Тебе и не придется.

Настоятель улыбнулся смущению молодого альбиноса, разомкнул мысленную связь и вернулся к своему письменному столу.

— Поди ко мне, Сербитар, — сказал он вслух. — Ты не жалеешь, что принес обет безбрачия?

— Иногда жалею, — честно ответил юноша, поднимаясь с колен. Он отряхнул свое белое одеяние от пыли и сел напротив настоятеля.